Юность

Передо мной висел постер c «Бетти Блю», постер с «Ливерпулем», новый постер с пейзажем, который я купил в Финнснесе в первые дни после приезда.

Я включил кофеварку и, опустившись на корточки перед пластинками, принялся их просматривать. Закончив, я посмотрел на небольшую библиотечку, которую успел тут собрать. Все наполняло меня радостью.

Пройдя на кухню, я налил кофе. В окно я заметил небольшую группку детей — они поднимались по дороге. На случай, если они решили нагрянуть ко мне, я поставил «Реквием» Моцарта, одну из двух имевшихся у меня пластинок с классической музыкой, и прибавил громкость.

В дверь позвонили.

На пороге стояли Андреа, Вивиан, Ливе, Стиан и долговязый девятиклассник Ивар.

— С Новым годом! — сказал я. — Проходите.

Когда они раздевались в прихожей, я услышал, как Вивиан сказала:

— Он оперу слушает!

Я улыбнулся и, стоя с чашкой горячего кофе посреди гостиной, дождался, пока они войдут. Прежде Стиан заходил ко мне лишь раз, в самом начале, вместе с Иваром. Он перебирал мои пластинки и спросил, нет ли у меня хеви-метала. На немногих уроках, которые я вел у его класса, я старался его игнорировать и не поддаваться на провокации. Я ничего от него не требовал, он уже все для себя решил. У Тура Эйнара было больше часов в их классе, чем у меня, он попробовал переломить Стиана, и добром это не кончилось: однажды он, дрожа, пришел в учительскую и сказал, что эти двое, Стиан и Ивар, повалили его на пол, причем Ивар ухватил его сзади за шею. После этого происшествия их на несколько дней исключили, но школа была такая маленькая, здесь все друг друга знали, и проступки, в других местах считающиеся серьезными, здесь сходили с рук. Стиана с Иваром полагалось терпеть. Когда эти двое выходили в море или оказывались в компании молодых мужчин, с ними обращались как с детьми, сопляками, на которых всем плевать. Так что признаться, что они его повалили на пол, Тур Эйнар не мог. По крайней мере, ни понимания, ни жалости это не вызвало бы.

Стиан уселся на диван, по-мужичьи расставив ноги. Он единственный не снял верхнюю одежду. Я видел, что девочки смотрят ему в рот. Когда он говорил, они ловили каждое слово, а если он обращался напрямую к кому-то из них, принимались ерзать и отводили взгляд.

— Хорошие вам подарки подарили на Рождество? — спросил я.

Вивиан хихикнула.

Я сел на стул по другую сторону стола.

— А тебе, Стиан, — спросил я у него, — подарили тебе что-нибудь хорошее?

Он фыркнул:

— Я на Рождество в море выходил, на рыбалку. Подзаработал. Как только снег стает, мопед куплю.

— Ему в марте шестнадцать исполнится, — сказала Андреа.

Зачем она это сказала?

— Значит, ты всего на три года младше меня, — сказал я, — скоро сможешь меня заменить. Ведь ты небось только об этом и мечтаешь — учителем в школе работать?

Стиан снова фыркнул, но губы у него сложились в едва заметную улыбку.

— Э-э, нет, — протянул он. — После девятого класса если книжку и открою, то только чековую.

Все рассмеялись.

— А ты, Ивар? — спросил я.

— Рыбаком буду, — сказал он.

Ему было всего шестнадцать, но он уже стал выше всех в деревне. При таком росте он, похоже, ни о чем другом и думать не мог. Наблюдать за Иваром, когда рядом с ним находились три семиклассницы, было мучительно, все миниатюрное и изящное — буквы, цифры, беседа, игры с мячом, девочки — причиняло ему страдания. Во многом он оставался ребенком: смеялся над глупейшими шутками, заливался краской, когда его поправляли, и чувствовал себя на месте только рядом со Стианом, который помыкал им, как хотел. Отца Ивар потерял в раннем детстве и, приходя ко мне, ни о чем другом и не говорил. Несчастье произошло в семидесятых — рыболовецкое судно бесследно затонуло, несколько дней это обсуждала вся Норвегия, но потом все забылось и осталось лишь в памяти Ивара, его матери и других близких. Всего год спустя они переехали сюда, в Хофьорд, где жили родственники матери. Это стало его историей, его судьбой — отец, погибший, когда Ивар был маленьким.

— А вы что скажете? — я посмотрел на девочек.

Они пожали плечами. Обычно, приходя ко мне, они вели себя более раскованно, я их поддразнивал, девочки смеялись и давали мне отпор, радуясь собственной дерзости. Но сейчас они держались скромнее. Раскрываться перед Стианом им не хотелось, это была другая игра, и ставки в ней были другие.

— У Вивиан теперь парень есть, — выпалила вдруг Ливе.

Наградив подругу возмущенным взглядом, Вивиан с силой ударила ее кулаком в плечо.

— Ой! — вскрикнула Ливе.

— Правда? — спросил я.

— Ага, — Ливе потерла плечо. — Она со Стеве встречается.

— Стеве? — переспросил я. — Это кто?

— Перец один, на Рождество сюда переехал, — сказал Стиан. — Он из Финнснеса, а тут весной рыбачить будет. Говорят, он полный придурок.

— А вот и нет! — Вивиан покраснела.

— Ему двадцать лет, — сказала Ливе.

— Двадцать? — переспросил я. — Это как же так? Тебе ведь всего тринадцать?

— Да! — ответила Вивиан. — И что?