Юность Бабы-Яги

Однако в этом баре еще работать и работать. Лене – завтра, а ей-то – сегодня, уже через час, и Вета отставила в сторону недопитый фрэш, чтобы потом можно было с клиентом выпить больше, и попросила кофе, крепкий и без сахара.

Хотелось есть. Вообще, на этой работе есть хотелось все время, но в баре хостесс не кормили, а на воле, вне бара деньги все же надо было на всякий случай экономить и по возможности откладывать. Поэтому чаще всего в пищу употреблялось традиционное «сотэ», по полтора доллара за порцию. Белая булка, внутри зелень и маленький кусочек сыра – вот что такое «сотэ», наиболее частая еда. Но бывало иногда, что в меню вносилось премиленькое разнообразие.

Один раз живший рядом с ними на том же этаже марокканец предложил поехать с ним к его брату в марокканский ресторан, чтобы хорошенько накормить полуголодных девушек. Ему, видно, жалко их стало, соседки и вправду имели далеко не цветущий вид. Это своевременное приглашение последовало примерно через неделю после того, как Лена вновь приступила к трудовой деятельности. Она теперь вела себя смирно и дисциплинированно. Раз в два дня Бард с идиотской методичностью приказывал ей подняться в кабинет. В первый раз было бесплатно, а потом за дополнительные услуги он Лене немного, но все-таки приплачивал. У клиентов Лена по-прежнему была, что называется – не нарасхват, а скромная и не лишенная приятности работа по совместительству даже радовала. Лена жаловалась подруге на математическую точность расписания, лишенную всякой человечности, и на полное отсутствие чувств у сластолюбивого бармена. Ну что это такое, пришли, брюки спустил, резинку надел, ей немедленно снять только то, что внизу, и три варианта: по понедельникам на столе, по средам – на диване, по пятницам – стоя и опираясь на стол. Неизменно! Романтики – ни малейшей! Все молча, ни слова не скажет, не погладит, не улыбнется даже, паскудник! Одна механика: раз-два, раз-два… Даже не вздохнет, не застонет никогда, когда заканчивает. Финишировал, застегнул брюки, молча подождал, пока Лена оденется, пропустил вперед, запер кабинет и так же, ни слова не говоря, вернулся с ней в зал.

Ей по-прежнему было неловко из-за того, что бармен выбрал в конечном итоге именно ее для своих плотских забав. Она наивно думала, что Вета переживает от Бардовской неверности в любви. А Вета переживала только об одном: как бы этот Бардовский секс-регламент не кончился быстро, а длился бы как можно дольше. Она даже надеялась, что он привыкнет к Лене, к сексу с ней и оставит ее наконец в покое. Вот если бы он перепрофилировал свою страсть на Лену, вот славно было бы!

Но эти надежды были напрасны. Он с аккуратной регулярностью имел Лену, но любил – Виолетту, и каждый раз вел Лену наверх демонстративно мимо ее столика с клиентом, ловя ее взгляд, а поймав, принимал горделивый и нестерпимо дурацкий вид человека, которому внимание Виолетты (употребим здесь чудесную афористичность выражений фотомодели Даши) – «глубоко параллельно». Жалкие потуги, потому что весь его вид можно было бы выразить только такими простыми и безыскусственными словами: «Вот так-то вот! На тебе! Поняла?! Вот, то-то!» И обмануть его поведение могло разве что саму Лену, что впрочем, и получилось. Единственное, чему продолжала удивляться Лена, так это тому – что он слова не скажет, сношается так, будто водку в своем баре наливает: отмерил, налил, подвинул заказчику – все! Так бесстрастно, что прямо кошмар какой-то!

Так что марокканский ресторан внес хоть какое-то оживление не только в их привычное меню, но и в жизнь. Прогулка все-таки, хотя ничего особенного в еде и не было. Сосед-марокканец накормил отощавших хостесс своим любимым блюдом из риса с соусом и кусочками разнородного мяса – свинины и курицы. Блюдо называлось весьма экзотично для Бельгии, но вполне уютно и по-домашнему для России – «кусь-кусь». Все же наелись, спасибо соседу.