Юность Бабы-Яги

После Дома кино он добросовестно хотел больше не добавлять, но ослабленная воля не выдержала натиска тела, потребовавшего к вечеру новой дозы. Первые 100 долларов были разменяны и потрачены в ближайшем магазине. Бутылка виски «Грант» была куплена и ополовинена дома. Но ответственность Шурец ощущал. И утром, отпив из бутылки грамм 150 и более себе не позволив, он сел за работу. Он быстро обнаружил, что главной задачей при написании текстов было сдержать смех и сохранить серьезность и значительность стиля корейских произведений. Особенно трудно было описывать содержание танца под названием «Передовые работницы отдаются производству». Там было указано, что танец должен исполняться на стадионе и участвуют в нем полторы тысячи человек. Они в несовершенном подстрочнике отдавались производству так, как в самом радужном сне не снилось ни одному северокорейскому мужчине. Превратить это страстное совокупление с производством в серьезное и пронизанное духом патриотизма действие – было задачей тяжелой, и смешливый Саша никак не мог настроиться на необходимую волну. Что ни строчка, то у него получалась пародия. Читать это знакомым он без смеха не рискнул бы.

Но все-таки получилось. Конечный вариант, с каким-то даже лирическим оттенком ему даже понравился, а уж корейский худсовет он должен был устроить абсолютно, без вопросов. Если уж они такой подстрочник прислали. Дальше пошло полегче и поживее. Мозг Саши уже был подготовлен к песням «Мой тяжелый пулемет», «Где вы, дорогой полководец» и, наконец, «Полководец мчится на белом коне», в которых воспевался, конечно, Ким Ир Сен. Зимняя дорога, долог и труден путь. Воины все идут и идут. Они устали. Но мысль о родном доме придает им силы. И не об их личном родном доме, как мог бы подумать кто-то, идет речь, а о доме дорогого полководца, о доме, где Ким Ир Сен родился и вырос, вот о каком доме мысль греет их стойкие сердца.

Короче, Саша закончил уже к вечеру эту смешную работенку, которая являлась скорее своеобразным тестом на преодоление и подавление собственного чувства юмора. И впереди было, таким, образом два дня оплаченного отдыха. Можно было и погулять.

Виолетта

Марио явился очень вовремя, так как Бард, пользуясь отсутствием опасного грузина, решил, что у него развязаны руки для следующей атаки на Виолетту. Грузин не появлялся уже порядочно давно, и намеки Виолетты на то, что она поддерживает с ним связь, и он по-прежнему ей покровительствует, на Барда больше не действовали. Его неповоротливый, одичалый, но подозрительный ум подсказывал, что Виолетта попросту врет, чтобы он на нее особенно не давил. Бард по определению был пещерным троглодитом, остановить которого могла бы только реальная опасность, но и он догадался, что первый русский покровитель Виолетты, якобы предложивший ей другую работу, был фигурой мифической, а второй, грузинский – уже не «крыша», а значит можно теперь прессовать ее жестко. Его образ, и без того не слишком тщательно отлакированный культурой и хорошими манерами, окончательно обрел свою первозданную сущность. Тончайший слой интеллигентности на глазах трескался, облупливался и опадал с Барда, желавшего унизить Вету во что бы то ни стало. Он хотел, а она не уступала. И точка. Несмотря на физическое удовлетворение со стороны Лены и любых других хостесс, готовых по первому зову пройти с ним в кабинет, вечно голодный инстинкт Барда был направлен только на осажденную, но до сих пор неприступную крепость.

И следующим осадным орудием, тараном, способным пробить ненавистные ворота этой крепости, был выбран стриптиз. Лена и другие уже давно за дополнительную плату исполняли здесь топлес, но Вету до сей поры он не трогал. И вот в один прекрасный день злобный бармен подошел к ней и потребовал, чтобы она с завтрашнего же дня включилась в этот вид своеобычных услуг для клиентуры.

– Ну конечно, – понимающе и сочувственно глянула на него Виолетта, – не иметь, то хотя бы посмотреть, да?

– Ты меня лучше не подъебывай, – сказал Бард (как он сказал это по-французски автор не знает, а в русских словарях равноценного по силе синонима не нашлось), – не надо со мной так разговаривать. Если ты откажешься, – выгоню с работы. Клиенты хотят тебя видеть, они требуют, понятно? – приврал он для обоснования своего нового условия. – Так что будешь работать стриптиз, топлес. А если нужен хороший, очень хороший гонорар, то в конце номера снимешь все.

– Ну, я как-нибудь и без очень хорошего проживу, – Вета сразу отсекла саму возможность полного стриптиза, мысленно прикидывая, что сейчас, видимо, все-таки придется частично уступить новому требованию бармена.

– А тебя что, это очень огорчает? – воинственно спросил Бард. – Каждая профессиональная хостесса, – продолжил он нравоучительно, – должна уметь завлекать. Всем, чем может. В том числе и недоступным для клиента телом. Разжигать надо клиента. Поэтому каждая девушка, которая тут работает, обязана любить обнажаться, ясно?

«Обязана любить обнажаться» – этот несравненный императив Бард выдал вполне серьезно и добавил к нему: