Юность Барона. [3 книги]

— Тащ капитан! Заключенный Чибирев по вашему приказанию из "Крестов" доставлен.

— Раз доставлен — заводи, — кивнул Яровой, закрывая папку с документами и убирая ее в верхний ящик стола. Секунды спустя конвоир ввел в кабинет Чибиса.

То был сиженый-пересиженый уголовник, представитель старой воровской, хоть уже и советского розлива, формации, сформировавшейся к середине 1920-х. Битый жизнью, вохрой и кем еще только не— волчара с очень неуютным взглядом. Удивительно, но подобный типаж еще век назад был описан Всеволодом Крестовским в "Петербургских трущобах": "Взглянув на него, нельзя было не угадать присутствия страшной, железной физической силы в этом сухом, мускулистом теле; вообще в нем сказывался скорее человек духа, чем плоти". Со стороны сидящей братии уважение к Чибису было беспредельным (не путать с беспределом!). Даже самая распоследняя безмозглая сявка, и та не могла не понимать и не признавать, что ум у старого лагерника — совершенно иного уровня. И еще одно, пожалуй, самое важное: хоть и был Чибис человеком, мягко говоря, небезгрешным, имелся в нем редкий по тем лютым временам, крепко ввинченный внутренний стержень. Существовала граница, которую Чибис не мог бы перейти ни при каких обстоятельствах. И было то одновременно и силой его, и слабостью.

— Ну, здравствуй, Чибис. Давненько мы с тобой… Как живется-можется?

— Твоими молитвами, начальник.

— Бери табурет, присаживайся. — Яровой взглядом указал конвоиру, что тот может удалиться. — В ногах правды нет. Да и разговор не на пять минут намечается.

— Так ведь правды, начальник, и повыше конечностей нет, — буркнул Чибис, подсаживаясь к столу. — Но раз такое дело, можно и поговорить. Все, что намечено партией, выполним.

— Чаю хочешь?

— Нет, благодарствую. Жидкий не потребляю, а на чифирь боюсь разорение нанести.

— Но хотя бы от папироски не откажешься?

— Один вот так тоже — курнул да в реку нырнул. Прошло семь лет, а его все нет. Начальник, давай без холодных закусок? Черпай свою баланду, пока у тебя не остыло, а у меня аппетит не пропал.

— Можно и сразу. Просьба у меня к тебе имеется.

— Заинтриговал. Проси больше — получишь меньше.

— По завершении нашего разговора тебя переведут в другую камеру.

— А просьба в моем на то согласии? Тады — ой! Считай — удивил.

— Кончал бы ты эти свои ковырялочки с подковырочками, — попросил Яровой. — Мы с тобой одни сейчас, без соглядатаев. Так можем мы просто, как двое умных взрослых мужчин, спокойно поговорить? Что ты мне здесь жиганский спектакль прогоняешь?

— Так ведь скуШно, начальник.

— А! Тогда жарь дальше. Выступи в защиту блатной идеи. Про то, как оно нехорошо не то что сотрудничать с администрацией, но даже на одной табуретке с ним посидеть. От этого, дескать, офоршмачиться можно, а после заболеть и умереть.

Здесь Чибис хмыкнул, давая понять, что не чужд иронии.

— Я тебя в гражданина великой родины перевоспитывать не собираюсь. Во-первых, поздно. Во-вторых, ни тебе, ни родине это на фиг не нужно. Так, может, без лозунгов обойдемся?

— Ладно, начальник, считай, убедил. Излагай.

— Просьба моя не мусорскáя. Не от службы — от сердца идет. А в том, что это не какая-то оперативная комбинация, не внедрение, не подстава, — я тебе слово даю. Веришь?

— Верю всякому зверю, а тебе да ежу погожу, — по привычке отбалагурился Чибис. — Ты, эта, шпиль дальше, по тексту.

Павел вздохнул и продолжил. Шпилить:

— Есть один парень, у которого судьба уж такие странные зигзаги нарезала. И так получается, что не без участия нашей конторы.

— Да уж. Без вас — какой сказ?

Яровой проигнорировал ремарку, ибо реагировать на каждую — вспотеешь отбрехиваться, и продолжил:

— Оно конечно, лес рубят — щепки летят. И до щепок, как правило, никому дела нет. Но, порой, случается и такую вот щепочку жалко станет.

— Вот не знал, начальник, что тебя на сентиментальщину инда и пробивает.

— Ты, Чибис, как хочешь к этому относись, но… Вся семья у этого парня, по разным причинам и обстоятельствам, на тот свет ушла. Тем не менее он хвоста не поджал, на весь мир не окрысился. Более того, за Родину успел повоевать. Причем героически, хотя совсем мальцом на фронт попал. Но теперь так обернулось, что ему за чужое на зону уходить.

— Допустим, растрогал, начальник. Я как в тюремной библиотечке про приключения Гекльберри Финна прочитал, вообще малолетних бродяг жалеть начал. И чего? Предлагаешь мне в роли негра Джима за твоим огольцом приглядеть?

— Ну, на негра ты не шибко тянешь. Но нюхаешь в правильном направлении.

— Разжуй?

— С мест информация поступает. За сучьи темы. Про то, что режете вы залетающих в лагеря фронтовичков так, что свист стоит и пиджак заворачивается. И есть у меня такое опасение, что это пока цветочки. Ягодки, они впереди будут. Вот закончится скоро война, и тогда уж вы по-настоящему, по-взрослому начнете статусами своими воровскими, аки членами в бане, меряться. А у парнишки самое что ни есть "автоматчицкое" прошлое. Под такой салат суки его прямо от ворот к себе подгребут. После чего, при первом удобном случае, ваши горло перережут. Я правильно расклад понимаю?