— Ох уж и наломался? Подумаешь — шкаф передвинули, корыто повесили и выключатель починили. Всех делов-то!
— А полочку?!!
— Вот Гришка вечером заявится, я ему все расскажу, — контратаковала баба Галя. — Про то, как вы, вместо того чтобы за двором приглядывать, в карты резались.
— А вот сие, Галина Маркеловна, есть форменное стукачество, — заключил Геращенков.
— Вот-вот. Вставай, Лёшка. Пошли со мной.
— Куда опять?
— В спальню.
— Вы, Галина Маркеловна, женщина, безусловно, привлекательная, но не до такой же степени? И вообще, я человек семейный.
— Тьфу, паскудник! Да чтоб у тебя язык отсох, такие гадости произносить! Карниз там… подстучишь. А то на соплях держится — вот-вот отвалится.
— Не, теперь Витькина очередь тимуровскую пилотку надевать.
— У Витьки твоего руки из задницы растут.
— Па-азвольте?! — оскорбился Волчанский.
— Пошли-пошли, Лёшка, не кобенься. А то ужином вас кормить не стану.
— На смену стукачеству явился грубый шантаж. Ох, и штучка вы, Галина Маркеловна. Надо будет вас в картотеку подучетного элемента занести.
Геращенков встал из-за стола, кивнул напарнику, дескать, давай, пересаживайся, все равно старуха не отстанет.
— Хоть бы рассказали, кого вы там всё высматриваете? А то я Гришку и этого вашего, как его… Захарова… давеча пытала — молчат как партизаны.
— Мы с Виктором, разумеется, можем посвятить вас в сию государственную тайну. Но тогда вы сделаетесь носителем секретной информации, и по окончании операции придется вас, извините, ликвидировать.
— Тьфу на тебя еще раз! Балаболка!
Старый да малый направились в спальню, а Волчанский продолжил наблюдение…
А вот Барон на такси не поскупился, и в половине пятого машина выгрузила троицу налетчиков возле гастронома, за полквартала от дома "фаянсового директора". И сейчас сия несвятая троица представляла собой зрелище презабавное. Нет, Барон-то как раз удачно подобрал себе типаж командировочного госслужащего, при котором его вечный спутник — небольшой фанерный чемоданчик — смотрелся вполне органично. Но вот Хрящ и Вавила — у одного накладная староверческая борода, у второго, напротив, клинышком, а-ля Троцкий, — выглядели скорее комично. Ну да и не на групповую карточку приехали сниматься.
— …Хрящ, прогуляйся до квартиры, понюхай там вокруг и притуши соседскую "зыркалку". Если чисто, подымайся этажом выше, мы ровно через пятнадцать минут выдвинемся следом. Учуешь чего — не дергаясь, спокойно, уходишь и двигаешь в гастроном. А мы тебя на предмет хвоста поизучаем. Вопросы?
— У матросов нет вопросов, но ответов — до фига! — отрапортовал Хрящ, продолжая катать за щекой кусочек жеваной смолы.
— Надеюсь, ты уважил мою просьбу?
— Какую?
— Вытащить
— Бли-ин! Совсем из башки вылетело.
— А у тебя вообще что-нибудь когда-нибудь туда влетало?! — рассвирепел Барон. — Всё, последний раз с тобой на дело иду!
— Барон! Ну прости дурака? Матерью клянусь — запамятовал!.. Ну что мне его теперь — в эти кусты выкидывать, что ли?
— Не скули! Если у тебя память девичья и мозгов с гулькину дурилку, это еще не означает, что за ради этого мы, вон с ним, готовы в разбойную статью вмазываться, — услышав прилагательное "разбойный", и без того мандражирующий Вавила окончательно сбледнул лицом. — Всё, ступай! Глаза б мои тебя…
Вжав голову в плечи, пристыженный Хрящ перешел улицу и направился в разведку.
— Пьяница проспится, дурак — никогда! — ругнулся Барон, закуривая.
В этот момент его охватила непонятной природы тревожность. Как сказал бы Чибис — "чуйка забеспокоила". Когда вчера, после визита на улицу Марата, он вынес Хрящу необратимое "ДЕЛАЕМ", Барон не знал, что
через пару часов получит на руки 250 шальных рублей, а к ним, до кучи, пышущую оптимизмом телеграмму из Москвы. С этого момента его персональные финансовые проблемы разом потеряли былую остроту, и необходимость в незамедлительном подломе первой подвернувшейся под руку квартиры, как ни крути, отпала.
Опять же — тема была сырая, не проработанная. А подельники — друг друга краше. Один, придурок, приперся на дело со стволом на кармане. Второй — просто мутный, вечно глазенки отводит: не то очко играет, не то прячет чего за душой. В общем, дико расхотелось Барону в этот адрес заходить. Но и отказаться — как? Сослаться на ту самую профессиональную чуйку? Кто другой, тот же Шаланда, его бы понял правильно, лишних вопросов задавать не стал. Но эти два клоуна…
Карниз в спальне и в самом деле держался "на честном слове и на одном крыле". А потолки в комнате, между прочим, трехметровые. А стремянки нет.
Так что пришлось Геращенкову сооружать пирамиду из подручных средств: придвинув к окну стол, водрузить на него табурет, а сверху — маленькую скамеечку. Совершив осторожное восхождение на вершину, инспектор осмотрел место крепежа, достал из кармана молоток и принялся загонять опасно покосившийся крюк обратно, в несущую стену. Но крюк ни в какую не поддавался.