— Не этим, а просто обещал своей… подъехать. Там ей… кое-что… по дому помочь надо.
— Ишь ты! Хозяйственный, ёшкин кот! Ну так позвони ей, скажи, что поменялись планы. Мол, завтра поможешь. Два раза подряд. Не отходя от станка.
— Да-да. Надо бы в самом деле… того. Предупредить, — засуетился Вавила и, порывшись в карманах, сыскал в горстке мелочи двушку. — Вы ешьте-пейте, а я быстренько на угол, до автомата сгоняю.
— Заодно насчет подруги поинтересуйся. Я бы тогда с тобой подъехал, помочь.
Вавила торопливо подорвался на выход, провожаемый цепким, внимательным взглядом Барона.
— Что-то не нравятся мне его ужимки. Глазки мутные так и бегают, словно вину за собой чуют. Не находишь?
— Дрейфит мала-мала, оттого и ужимки… Ладно, в самом деле, пойду пельмешек попрошу. Еще водочки взять?
— Не надо. Эту допьешь, и — хватит пока…
В служебном кабинете инспекторов уголовного розыска Анденко и Захарова голосил-надрывался телефон. Но поскольку обитатели кабинета в настоящий момент продолжали отбывать срок в актовом зале, снять трубку и принять исключительно важную информацию было решительно некому…
…Стоящий в таксофонной будке Вавила вслушивался в длинные гудки, на чем свет стоит костерил про себя "начальника" и обильно потел.
— Ну как, получил от зазнобы увольнительную?
Вавила вздрогнул, испуганно обернулся и уткнулся в Барона.
— А-а-а-а-а… Э-э… Нет… Ее того… дома нет. Не подходит…
Барон молча перехватил у него телефонную трубку, прижал к уху.
— Приходите в гости к нам, когда нас дома нет… А на нет — и суда нет. — С этими словами он повесил трубку, забрал двушку и сунул себе в карман. — Пошли. Нет у нас времени на бабьи капризы…
Час спустя самые разные события внутри и вокруг квартиры с нехорошим номером "13" завертелись столь непредсказуемо и стремительно, что для удобства их изложения далее приходится запускать хронометраж. Не протокола, а пущей объективности ради.
— Вот на фига загодя премся?! Только лишний раз харями светить. Хоть бы сумерек дождались.
— Не бурчи. Посидим пару часиков во дворе, а там Ершов с Ладугиным подтянутся, сменят. А мы к бабе Гале поднимемся и уже там, с парнями, окончательно дожидаться станем.
Совещание закончилось без четверти четыре. И пары минут не прошло, как Анденко с Захаровым выскочили из отдела и припустили к трамвайной остановке. Нужного ждали долго. Вплоть до того, что Григорий уже подумывал пожертвовать заначкой и потратиться на такси. Но тут наконец пригромыхала "девятка", и приятели втиснулись в переполненный вагон. Учитывая, что у Захарова под мышкой была зажата давешняя шахматная доска, злобного ворчанья и откровенной брани в его адрес было отпущено с горочкой.
— Кстати, Мыкола, ты оружие получил?
— Не-а, не дали в дежурке.
— Твою ж… А мне почему сразу не сказал?
— А чтобы тогда изменилось? Сегодня дядя Миша на раздаче.
— Красный нетопырь?
— Он самый. Сказал, утром Геращенков ствол уже получил, и, дескать, хватит с нас. Для одной операции.
— Вот скотина! Ладно, будем надеяться, что не понадобится. Уж вшестером-то как-нибудь да одолеем.
— Ежели чего — вот этой самой шахматной доской да по сусалам Барону, по сусалам, — пошутил Захаров.
Григория шутка не повеселила.
— Сплюнь, — на полном серьезе посоветовал он приятелю. — И вообще… Не грози на грязи — сперва вывези… О, следующая наша! Давай, пробирайся на выход…
В качестве закрытого поста наблюдения квартира соседки бабы Гали подходила идеально. Во-первых, во входную дверь была ввинчена заморская диковина — глазок, позволяющая без проблем следить за лестничной площадкой в целом и за дверью квартиры № 13 в частности. Во-вторых, из окна кухни прекрасно просматривался двор, причем в сектор обзора неминуемо попадал каждый человек, направляющийся к подъезду. Именно у этого окна, за кухонным столиком сидючи, с самого утра и несли службу оперативные сотрудники в штатском — Виктор Волчанский и Алексей Геращенков. Занавеска на окне была плотно задернута, только нижний уголок как бы случайно задрался. Сей нехитрый прием позволял одному из сотрудников обозревать двор, но при этом оставаться со двора незамеченным.
В данный момент на месте смотрящего обустроился Геращенков. Сидящий напротив него Волчанский тасовал колоду карт — оперативники коротали время, играя в "очко". Играли не просто так — на интерес, на папиросы поштучно.
— Да хорош уже ее мусолить, сдавай!.. Еще… Еще одну… Хм… Себе… Вскрываемся!
— Девятнадцать!
— А, ч-черт! Восемнадцать.
— Миль пардон! Па-а-апрашу!
Геращенков вытянул папиросу из своей пачки, переадресовал напарнику и снова контрольно глянул в окно — чисто.
— Та-ак! Опять лодыря гоняете? — проскрипело за спинами сварливое.
— Так ведь солдат сидит — служба идет, — лениво отдежурился на скрип Геращенков.
А вот Волчанский возмутился:
— Чья бы корова мычала, но, извиняюсь, ваша, Галина Маркеловна… Лодыря! Да я за эти полдня, вашими заботами, так наломался, словно бы вагон угля разгрузил.