— К КАРТИНЕ, — я недвусмысленно выделил последнее слово, и Аркадий Григорьевич заметно побледнел, — мы еще вернемся… Неутешительные факты свидетельствуют, что отдельные партийные руководители на местах занимаются не столько строительством коммунизма, сколько увеличением личного благосостояния.
— Да-да, Владимир Николаевич, эта… имеют, к сожалению, место быть подобные… Да-да, это вы… увы…
Здесь хозяин окончательно потерялся и запутался. Очки его запотели, а лицо, чисто выбритое, гладкое, пошло багровыми пятнами.
— А теперь — от прозы официальной к прозе жизни. — Я открыл портфель, достал папку и выудил из нее исписанный мелким стариковским почерком лист бумаги, за которым полтора часа назад заезжал к Гилю. — Мы получили сигнал. Не анонимный. Вот что пишет старый большевик, пенсионер союзного значения Степан Казимирович Гиль. Надеюсь, вам знакомо это имя?
— Ну как же… Конечно… "Шесть лет с Лениным"…
— Прекрасно. Весь текст я озвучивать не вправе, но отдельные выдержки… Вот, например: "…
Я убрал листок обратно в папку.
— Вы догадываетесь, Аркадий Григорьевич, кто в данном случае подразумевается под этим самым "чинушей"?
— А-а-а… Э-э-э-э…
Похоже, хозяин дома был близок к инфаркту, что категорически не входило в мои планы. По крайней мере — на данном этапе.
— Вы неважно выглядите. Попейте водички… Ну как, лучше?
— Д-да… Спа-а-с-с-ибо.
— Надеюсь, вы понимаете, что, если бы я не испытывал к вам определенную долю симпатии, наш разговор состоялся бы в ином месте и велся совершенно в ином ключе?
— Да-да, — угодливо затряс головой ответственный партийный работник. — Я очень ценю ваше расположение. И… в свою очередь… я… всегда готов…
— Вот только письмо, к сожалению, прошло регистрацию. Входящий номер проставлен, и просто отмахнуться, оставить его без внимания мы не можем. Не имеем права.
— Что же теперь делать? Получается, всё? Всё пропало?
— Как знать, — неопределенно отозвался я. Не вполне понимая, что он в данном случае подразумевает под словом "всё" — похищенное или карьеру?
— А может, поговорить с этим Гилем? Как-то… хм… повоздействовать? Образумить?.. Простимулировать?
— Не стоит лишний раз дразнить гусей. Гиль — большевик старой формации. А сухие дрова, как известно, жарче горят.
— Что же мне делать, Владимир Николаевич? Умоляю, посоветуйте?! У вас такой… э-э-э… опыт в подобного рода…
— Даже не знаю, что здесь можно… Разве что…
— ЧТО?
— Вы, кажется, упомянули, что в ходе первичных следственных действий список похищенного составлялся со слов супруги?
— Да-да, — растерянно подтвердил Аркадий Григорьевич. — Я на тот момент находился в ГДР, в составе официальной делегации.
— Знаете, женщины, они частенько выдают желаемое за действительное. В свою очередь, мы, мужчины, потакая женскому честолюбию, тоже порой идем на маленькие ухищрения. Вы меня понимаете?
— Э-э-э-э… Простите, не вполне?
Ладно, раз ты мало того что рогоносец, так еще и недоумок, шут с тобой, разжуем:
— Вот, к примеру, преподнесли вы в качестве подарка супруге колечко с поделочным камушком, а выдали его — за бриллиантик. В другой раз осчастливили бижутерией, а она возьми да и вбей себе в голову, что это — ювелирка. Помните, у классика? "Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!"
— Да-да. Как же! Есенин.
— Пушкин… Так вот, почему бы не допустить, что Алла Анатольевна, оценивая ту или иную похищенную вещь, будучи в состоянии стресса, добросовестно заблуждалась?
— Кажется, я начинаю понимать! — посветлел лицом ответственный партийный работник. — Не алмаз, а стекло? Не чернобурка, а, скажем, хорек? Не рейнский, а ленинградский фарфор?
— Именно. Или вот… Не Айвазовский, а копия Айвазовского.
— Как? И картину тоже?!