Юность Барона. [3 книги]

— А вохра, я так понимаю, засела в кустах?.. О! — его взгляд задержался на сидящем на крылечке дома старике, на плечи которого была накинута армейская шинель, а на голове красовалась буденовка. — А вот и старик привратник Фирс. Только на пролетарский манер. Интересно, и в каком же он звании будет?

— В звании пенсионера союзного значения.

— ЧТО?!

Запоздало сообразив, Барон бросился к старику. А тот, заприметив подъехавших, уже и сам ковылял навстречу, причитая и охая:

— Юрочка… Мальчик мой!.. Ну как же так? Что ж ты меня тогда?.. Ушел и… А я ведь так ждал тебя… Я так…

— Прости, дед Степан! Прости меня, слышишь… Я… я очень виноват перед тобой… Ты… ты только зла на меня не держи… Очень тебя прошу…

— Ну что ты, Юрочка… Ну что ты, мальчик мой…

— А ведь я нашел ее, дед Степан! Нашел Ольгу-то! НАШУ ОЛЬГУ!..

Наблюдая за этой сценой, Кудрявцев почувствовал, как к горлу подступил ком. Закусив до боли губу, дабы не пустить непрошеной слезы (все мы на старости лет становимся сентиментальнее), он развернулся и пошел загонять машину…

* * *

— …Да пойми ты, дурья твоя голова! Именно сейчас, когда ты разыскал Ольгу, у тебя появился реальный шанс остановиться и начать совершенно другую, новую жизнь.

— А под остановиться, я так понимаю, подразумевается отсидеться? Годков эдак семь-восемь?

— А ты как хотел?! Чтоб тебе за грабеж в Столешниковом переулке талоны на усиленное питание выдали? Да вы со своим Шаландой и его урлой весь МУР на уши поставили!

— Отрадно слышать.

Воссоединившаяся троица старых знакомых сидела на застекленной дачной веранде за круглым столом, по центру которого громоздился большой пузатый самовар. А вот спиртного на столе не было — градус продолжавшейся второй час дискуссии сейчас и без него зашкаливал.

— Юра! Вот напрасно ты, честное слово. Володя… Владимир Николаевич, он ведь тебе добра желает.

— Да куды нам с добром?

— Юрий! Прекрати ёрничать! И послушай, что тебе умный человек предлагает!

— Не могу не подчиниться голосу, он же — честь и совесть партии! Потому умолкаю и весь обращаюсь во слух, — усмехнулся Барон, после чего Кудрявцев в очередной раз взялся рисовать перспективы:

— Во-первых, про семь-восемь лет речь уже не идет. На днях потерпевший пересчитал сумму ущерба. В том числе официально признал украденного Айвазовского копией. Посему максимум, что тебе светит, — трёшка. От силы — четыре года. При условии, разумеется, что завтра мы с тобой проедем на Лубянку и зарегистрируем явку с повинной. Легче будет потом с милицейскими торговаться.

— Ах, еще и явку? Прелестно! А явку, стесняюсь спросить, в качестве кого?

— В качестве наводчика и организатора квартирной кражи в Охотном Ряду. Конкретно — в Столешниковом переулке.

— О как? А что, и доказательства имеются?

— У МУРа, насколько мне известно, пока лишь косвенные. Но вот у меня — прямые.

— Так ты, Владимир Николаевич, в свободное от забот о государственной безопасности время частным сыском изволишь подрабатывать?

— Прекрати! На самом деле это не смешно.

— Как сказать. А… э-э-э… стесняюсь спросить: от розыска по ленинградской теме вы, товарищ генерал, меня тоже отмажете?

— О господи! — схватился за сердце Гиль. — А в Ленинграде-то ты что уже успел натворить? Главное — когда?

— Когда? — догадавшись, нахмурился Кудрявцев. — Да, похоже, что не далее как вчера вечером. Я прав? Ты каким-то боком причастен к ограблению квартиры на улице Марата, где милиционером был застрелен налетчик по фамилии Невский?

— М-да… А у вас и в самом деле — Контора! Снимаю шляпу. Прикинь, дед Степан? Всего сутки прошли, а наш генерал уже за всё про всё в курсе… Что там человек? Это КаГэБэ звучит гордо!

— Просто мы получаем ежедневную сводку обо всех случаях применения и использования огнестрельного оружия в стране.

— А уж сводку о всесоюзном розыске и подавно?

— Разумеется. И твоя фамилия в ней не фигурирует.

— Экие у нас в Питере мильтоны неповоротливые.

— Я сегодня днем звонил в Ленинград и общался с дежурным по городу, выясняя подробности. По версии местного уголовного розыска, преступник действовал в одиночку.

— Что?!

— Что слышал. Будучи застигнутым на месте преступления, он попытался оказать вооруженное сопротивление и был застрелен. Я еще дополнительно уточню этот момент, но по состоянию на сегодняшний день иных подозреваемых в этом деле нет. Так что, считай, тебе в очередной раз крепко подфартило.

Потрясение Барона от поведанного Кудрявцевым оказалось столь велико, что он не смог выдавить из себя ни единого слова в ответ, продолжая ошалело переваривать свалившуюся на него информацию. И то сказать — второй раз за минувшие сутки, даже уже будучи покойным, Хрящ чудесным образом спасал его от милицейского преследования.

— Что и требовалось доказать, — продолжил Кудрявцев. — Судьба раз за разом тычет тебя носом в дверь, в которую тебе следует как можно скорее зашагнуть. А ты с бараньим упрямством этому сопротивляешься…

Доселе спокойная интонация Кудрявцева переросла в почти отчаянную:

— Объясни нам! Как?! Ну как мы с Казимирычем можем тебе помочь, если ты сам себе помочь не хочешь?!