Юность Барона. [3 книги]

Ответ на вопрос, похоже, был отрепетирован заранее.

— Пра-авда!!! — слаженным хором подтвердили полтора десятка детских голосов, заставив старика Гиля вздрогнуть и деликатно, одними уголками рта, скривиться. Этой ночью Степану Казимировичу довелось пережить очередной острый приступ мигрени и сейчас от любых мало-мальски громких звуков в его затылке вспыхивала резкая, пульсирующая боль.

Гиль опасливо покосился на пионеров с барабанами наперевес: страшно представить, что случится с его на ладан дышащей стариковской черепной коробкой в случае, если еще и эти двое возьмутся за музыкальное сопровождение. Не проформы же ради они прихватили свои тотемные причиндалы? Слава богу, хоть горниста промеж юных гостей не наблюдалось.

— Ребята! У кого есть еще вопросы к Степану Казимировичу? Не стесняйтесь, спрашивайте… Нет вопросов? Хорошо, тогда…

— У меня вопрос, — запоздало спохватился серьезный мальчик в серьезных диоптриях. — Скажите, а Ленин всегда на "роллс-ройсе" ездил? Или у него еще какие-нибудь машины были?

— Яша! — укоризненно зыркнула на вопросившего вожатая. — Вечно ты со всякими глупостями!

— Отчего же глупости? — оживляясь, вступился за пионера Гиль. — Очень хороший вопрос. На самом деле на "роллс-ройсе" модели "Сильвер гоуст эль-пайн-игл" с пятиместным кузовом "Торпедо" я стал возить Ильича уже в Москве, после переезда сюда правительства. А вот до того, в Петрограде, мы с ним пользовались французской "Тюрка-Мюри-28". Шикарная, я вам доложу, машина.

— Это которая французская? — с видом знатока уточнил очкарик. — Четыре цилиндра, пятьдесят лошадей?

— Молодец, все правильно. Между прочим, до революции эта "француженка" принадлежала великой княжне Татьяне.

— Старшая дочь Николая Второго, — авторитетно прокомментировал очкарик.

— Снимаю шляпу. Это откуда ж такие познания в столь юном возрасте?

— А Яшка у нас того, на книжках малость свихнувшийся, — услужливо раздался неуставной комментарий из задних рядов. — ВыньДеркинд.

— Татьяну эту вместе с царем и остальными его детьми в 1918 году расстреляли, — невозмутимо продолжил демонстрировать эрудированность вундеркинд. — В Екатеринбурге. Который теперь Свердловск.

— Яков! Ну при чем здесь это? — заволновалась вожатая и поспешила свернуть покатившуюся не в ту степь дискуссию: — Так, ребята, внимание! Приготовились! Три-четыре!

Наталья по-дирижерски взмахнула руками и звонко крикнула:

— Руки?

— К ШТУРВАЛУ! — заученно рявкнул хор.

— Помыслы?

— К СОЛНЦУ!

— Нам высота не помеха! Сегодня?

— МЕЧТАЕМ!

— Завтра?

— ДЕРЗАЕМ!

Здесь пионервожатая взяла качаловскую паузу — не драматургии, а набора воздуха в легкие ради.

И — громыхнула вместе с детьми так, что на люстре закачались подвески:

— РЕ-БЯ-ТА ДВАД-ЦА-ТО-ГО ВЕ-КА!!!!

Следом в воздух в пионерском приветствии-салюте синхронно взмыли полтора десятка рук, от чего подвески закачались уже близко к критичному.

От финальной коды про двадцатый век у Степана Казимировича потемнело в глазах — затылок буквально разрывался на части.

Но, к сожалению, то был еще не конец мелодекламации.

— За отличную учебу, примерное поведение и активное участие в жизни дружины пионерского лагеря "Чкаловец", — торжественно загрохотала Хижняк, — право принять в почетные пионеры нашего лагеря старого большевика Степана Кази… ромо…мира… вича… Гиля… предоставляется пионерке пятого отряда Ирине Костомаровой! Внимание! Выйти из строя! Галстук па-ааа-вязать!

И вот тут-то в дело вступили барабанщики: четыре палочки в унисон застучали по голове Тиля, вступая в резонанс с болевыми пульсациями. Впадая в полуобморочное состояние, старый большевик непроизвольно качнулся: но не навстречу распираемой от гордости девчушке, а в сторону спасительного гостевого дивана. На который секундами спустя безвольно и сполз, покинув торжественную церемонию по-английски — не досмотрев и не попрощавшись. Последовавшего за этим его телодвижением истошного визга старшей пионервожатой Степан Казимирович, по счастью, уже не слышал…

Рассказывает Григорий Анденко

Очередная рабочая неделя началась у нас по-мусульмански.

То бишь с утреннего намаза в актовом зале, куда согнали всех, кто имел неосторожность появиться на службе почти (плюс-минус тридцать минут) вовремя. Между нечистыми и чистыми — сиречь оперативниками "с земли", одетыми, соответственно, по гражданке, и кабинетными сидельцами в форме — разницы не делали — мели всех зазевавшихся подряд. Разве что первых рассадили на галерке, подальше от сцены, а выглаженных и вычищенных обладателей эполет — поближе к президиуму.

Разумеется, мы с Захаровым угодили на мыс Африка[31], о чем нимало не сожалели. Во-первых, здесь мы могли позволить себе вольность дружеского, вполголоса, общения. А во-вторых, на кармане у Мыколы сыскались тоненькие бутерброды черного хлеба с яйцом. Коими в данную минуту мы и скрашивали досуг под монотонный бубнеж приглашенного из главка "свадебного генерала".