Юность Барона. [3 книги]

Михалыч равнодушно проследовал мимо служебной машины к ближайшей будке телефона-автомата и, судя по времени нахождения в ней, сделал не один, а сразу несколько телефонных звонков. Лишь после этого он возвратился и забрался в салон:

— Всё? — не поворачивая головы, напряженно спросил младший лейтенант.

— Всё, — подтвердил Хромов и хрипло скомандовал: — Глуши мотор, Савушка!

— Почему?

— По кочану. Табань, я тебе говорю! Надо еще одного пассажира дождаться. Мать его!

— Не понял? Мы же заранее обговаривали, что Кузьменков своим ходом добирается?

— Да при чем тут Кузьменков? — в сердцах ухнул Хромов, болезненным рывком отдирая бутафорские усы. — У нас другая проблема нарисовалась…

* * *

В 17:47 нервы у младшего лейтенанта Савченко сдали окончательно:

— Нет, Михалыч, не дело это — вот так вот стоять-отсвечивать! Расшибёмся, к чертовой бабушке!

— А ты что предлагаешь? Если переставимся в другое место, запросто можем его махануть. Что, мягко говоря, нежелательно. Да не ссы ты, Савушка. Семь бед — один ответ.

— Угу. И баланда на обед. Нет, но какой же, прости господи, придурок! Очень правильно Иващенко поступил, что ссылает его от нас. Вот только это много раньше надо было сделать.

— Савушка, заткнись, а? Твое дело десятое: баранку крути. А анализы анализировать — явно не твой конек.

— Именно что анализы. Не ликвидация, а какой-то кал вперемежку с мочевиной.

— Ликвидация! — передразнил Хромов. — И где только слов таких мудрёных нахватался? — Михалыч в очередной раз скосил глаза в зеркало заднего вида. — Уфф! Вот он, голубь сизокрылый! Летит! Ай, хорошо летит! Сводный, блин, брат Знаменский! — Хромов посмотрел на часы. — Кстати, неплохой результат показал. Хотя я до последнего надеялся, что он все-таки такси поймает.

С этими словами Михалыч толкнул дверцу и шагнул на тротуар, загораживая путь на последнем издыхании бегущему Кудрявцеву. Секунду спустя тот, на лету не опознав в блатаре своего, буквально протаранил Хромова.

— Ради бога, извините! Я… я очень спешу!

— Не извиняю! — прошипел Хромов. — А в Бога не верю. Всё, Володя, остынь. Спешить более некуда.

— Ты?!.. Что?!.. Что с ней?!

— Я сказал — всё! Уезжаем на хрен!

Михалыч силком затолкал Кудрявцева на заднее сиденье таксомотора и запрыгнул следом, командуя:

— А вот теперь, Савушка, давай! Вперед и с песней!

Водитель облегченно втопил по газам.

— Алё, гараж! Форсу не заказывали! Трави по малой.

Младший лейтенант понимающе кивнул и законопослушно пристроился в хвост грузовику-тихоходу — Ты ее?.. Кудрявцев не смог докончить страшной фразы.

— Ну, положим, не я — а ТЫ! Знаешь, как говорят: не виновата курочка, что грязновата улочка.

— Ты!.. ТЫ! — В бессильной злобе Володя сжал кулаки.

Мимо них на противоходе пролетела карета скорой помощи.

— Оперативно подъехали, — машинально отметил водитель.

— Савченко, остановите машину!

— Зачем?

— Поймите, мужики! Я… я должен!

— Чего ты должен? — сердито уточнил Хромов.

— Должен увидеть ее! В последний раз.

— Ой-йо… — страдальчески закатил глаза Михалыч. — Встречал я на своем веку придурков, но чтоб таких… Савушка, а вот теперь, пожалуй, подбрось угольку.

— Щас сделаем.

— Слышь, ссыльный каторжанин, у тебя во сколько поезд?

— В 18:40.

— Значит, успеваем. И моли, Кудрявцев, Бога и нашего дорогого товарища Ярового, что оно сейчас ТАК, а не ИНАЧЕ обошлось. Да заодно и мне, грешному, не худо бы спасибо сказать.

— Это за что же? — ощетинился Володя.

— А за то, что после звонка Иващенке чуйка моя нашептала звоночек в родный кабинет сделать. И выслушать от Пашки красочную историю про то, как наш ссыльный коллега, побросав вещички, кинулся спасать даму сердца. Стоп! Ты еще оскалься на меня и зарычи, Ромео недоделанный! Рожу попроще изобрази!.. Вот так! Савушка, на семафоре уходи на Марата и дуй прямиком к железке, на Витебский.

— Так ведь надо его вещи из конторы забрать?

— Их уже Пашка на себе на вокзал прет.

— Понятно. Ухожу на Марата.

— А ведь я в тот раз с тобой, Володя, по-человечески говорил. Исходя из ложного посыла, что ты — взрослый и умный. А на поверку оказалось — пацан и дурак. Ошибся я. Редко со мной в последнее время такое случается, но и на старуху бывает… непруха. Но персонально я за свою ошибку только что грехом смертоубийства заплатил. Тяжелее такого греха еще ничего не изобретено. А вот персонально ты, вишь как оно получается, вроде бы и ни при чем, чистеньким остался? Как, по-твоему, такой расклад называется?

— Скотство называется, — после долгой мучительной паузы выдавил признание очевидного Кудрявцев.

— Во-от! Единственные здравые слова за последние пару недель! Жаль только, что проку теперь от них — с гулькин хрен…

…Казенный таксомотор увозил Кудрявцева на вокзал, откуда ему суждено будет отправиться — и к новой службе, и к новой жизни. А в это самое время в парадном на Рубинштейна двенадцатилетний Юрка стоял на коленях перед телом матери, размазывая по лицу слезы перепачканными в ее крови ладошками, и отчаянно шептал: "Мама! Мамочка!.. Ты упала?.. Тебе больно?.. Ну вставай, пожалуйста!.. Слышишь, мамочка?!."