Юность Барона. [3 книги]

Столпившиеся выше и ниже по лестнице многочисленные зеваки охали и перешептывались: "Участковый рассказывал, на прошлой неделе на Гороховой вот точно так же в подъезде женщину молодую ограбили и убили"; "Да не убили, а изнасиловали — я своими ушами на Кузнечном рынке слыхала"; "Мальчишечка-то убивается, ужасть! И что за напасти такие на семью? Сперва отец сгинул, теперь вот… мамашу"; "А младшая ихняя где? Не дай бог, мать увидит в таком, прости господи, виде…"

— А ну разошлись все! Живо! — сердито вклинился в толпу участковый Антонов. — Я кому говорю? Покиньте место преступления! Устроили, понимаешь! Что вам здесь — кино?

Продолжая рядить и судачить, народ потянулся на выход, а участковый, опустившись на холодный камень ступеней, прижал к себе Юрку и, гладя его по голове, взялся хрипло, неуклюже просить:

— Юра, сынок, ты это… Не надо тебе здесь… Сейчас бригада подъедет, улики станут сыскивать, следы… Пойдем, слышишь? Не нужно тебе тут…

* * *

— Дорогие друзья! Степан Казимирович благодарит всех собравшихся этим вечером в нашем прекрасном зале. А мы, в свою очередь, пожелаем ему крепкого здоровья, долгих лет жизни и с нетерпением станем ждать от него новых, столь же замечательных книг. На этом наша встреча закончена. Сейчас все желающие смогут подняться на сцену и получить автограф от автора. Только организованно, товарищи! В порядке живой очереди!..

— …Подпишите: "Петру Сергеевичу Постникову в день пятидесятилетия. Так держать, старина!" Только чтоб "Так держать" обязательно!

— Будьте любезны: "Уважаемым читателям библиотеки № 3 Куйбышевского района". О, благодарю! Завтра же поставим на самое видное место.

— Степан Казимирович! Если не сложно, напишите: "Пашенька! Учись хорошо, как Ленин, о котором я рассказываю в этой книжке. Дядя Гиль".

— "Любимой теще от Николая". Ну и "от автора", разумеется.

— "Зиночке". Нет-нет, Зинаиду она категорически не воспринимает. Именно "Зиночке".

— Сделай, дорогой: "Тоги от Гии. Проездом из Москвы". Ай, спасибо, дорогой!

— "Давиду Исааковичу". Это я… А можно в скобочках расшифровку подписи?

— А мне сразу две. Эту — "Виктору". А вторую я пока даже не знаю кому. Просто напишите как-нибудь абстрактно — с пожеланием, но без имени.

— "В личную библиотеку т. Красикова". Нет-нет, не здесь. В левом углу! Мерси.

— …А мне, пожалуй, напишите просто и без изысков: "ЮРЕ АЛЕКСЕЕВУ ОТ ДЕДУШКИ СТЕПАНА".

Ручка в пальцах Тиля дрогнула.

Старик поднял голову, подслеповато всмотрелся в очередного поклонника своего художественного творчества и…

Глава четвертая

— …Потому-то, Юра, я и не смог приехать на похороны твоей матери. Меня арестовали двое суток спустя. Фактически сняли с ленинградского поезда.

— И сколько в общей сложности просидел?

— Мариновали в Бутырке вплоть до октября 1941-го. И на том спасибо, что к стенке не поставили.

Покинув здание ДК, Барон и Гиль, отказавшись от любезно предоставленной организаторами вечера машины, неспешным пешочком брели по Лесной улице в сторону метро "Белорусская". И сама погода располагала, а главное — лишние уши этим двоим были ни к чему. Слишком многое и слишком интимное требовалось поведать друг другу.

— А имелось за что? Ставить?

— А разве тогда это было обязательно? — горько усмехнулся Степан Казимирович. — Но, после того как две трети персонала ГОНа забрали на фронт, кремлевские пассажиры спохватились: война войной, но ведь кому-то надо и баранку вертеть? Вот меня и возвернули обратно, в гараж. Даже денег дали, на вставить зубы.

— Ого! Как это мило с их стороны.

— Не стоит обольщаться. Дали, разумеется, не милосердия, а возврата представительского вида ради.

— Все равно. Хоть в чем-то повезло.

— Да уж. Между прочим, в те военные годы мне самого Вышинского довелось возить.

— И как оно работалось? С человеком, который "незадолго до" росчерком пера мог утвердить тебе смертный приговор?