«Юность». Избранное. X. 1955-1965

Прошла война. Рассказы инвалидов
Все еще полны до краев войны.
Казалось мне тогда — в мир не
              Эвклидов,
В мир странный были мы занесены.
Я думал: жизнь проста, и слишком
              долог
Мой век. А жизнь кратка и не проста.
И я пошел в себя. Как археолог,
Я докопался до того пласта…
Я был набит по горло перешитым.
Страдания, сводившие с ума.
Меня расперли, — так ломает житом
В год страшных урожаев закрома.
И шли слова. Вот так при лесосплаве
Мчат бревна.
Люди, больше я и дня
Молчать не в силах, я молю о праве
Мне — рассказать, вам — выслушать
                меня.
Я требую. О, будьте так любезны!
Перед толпою иль наедине.
Я изнемог. Я вам открою бездны,
В семнадцать лет открывшиеся мне.
Я не желаю ничего иного.
Сам заплачу. Награды большей нет!
Внутри меня тогда явилось слово
И ждало позволения — на свет.

«Нет хуже ничего, чем лжепророки…»

Нет хуже ничего, чем лжепророки
С готовым к словоизверженью ртом…
Дороги, что, по их словам, пологи,
Отвесны. Выясняется потом.
Я знал когда-то одного такого.
Он все кричал. Он звал.
          Он всех ругал.
Он раз сказал: — Дорога пустякова!
Я тридцать верст в грязищу отшагал.
Анафемы, посулы, прорицанья —
Я все глотал, чего б он ни изверг.
Пока однажды лживого мерцанья
Не уловил в глазах,
         подъятых вверх.

Посмейся надо мной

Посмейся надо мной! Скажи:
             какой чудак!..
Я буду говорить. Все выскажу
             к рассвету,
Я знать хочу: что бред! Что все
             это не так!
Что страх напрасен мой! Что ничего
                 ведь нету!
Детали приведу. Тут факты, мол,
               одни!
Вот так-то, мол, и так. Все просто,
                 мол, донельзя!
Я буду говорить. Ты уши вдруг
              заткни.
Скажи: какой дурак!
          И надо мной посмейся.

Благородство

Мы стихли, покоренные картиной.
Нас увлекла запутанная нить.

Какой же все же надо быть скотиной.

Чтоб за сеанс слезы не уронить?!

Бежит беглец. Леса за Акатуем,

Мать ждет. Сестра родная предала!..

Мы целым залом дружно негодуем.

Мы — за добро! Мы вместе —
              против зла.
О, как мы вдруг всем залом
             задрожали,
Когда на плот вскочил он:
            ведь вовек
В толпе вот этой, в темном кинозале
Плохой не находился человек.

Ребенок

И вот идет по городу ребенок
С большою, вроде тыквы, головой.
Среди людей, автомашин, лебедок,
Рискуя, словно на передовой.

От леденцов его ладони липки,

Не верит он в существованье зла!
А безмятежность медленной улыбки
Лишь с синевой поспорить бы могла.

Жизнь города его в свою орбиту

Ввела. Кричит кондуктор: «Не зевай!..»
Он на минуту чувствует обиду
И губы надувает на трамвай.

Гудки машин ему — как звуки лютен.

Идет на них, неведеньем храним…
Как верует он в то, что абсолютен
Его покой! Мы трусы перед ним.

Андрей Вознесенский

Маяковский в Париже