«Юность». Избранное. X. 1955-1965

По Карелии мчатся сани.
Люди, звери, с дороги прочь!
Мчатся сани, как в сказке, сами.
Две оглобли пронзают ночь.

Пронесутся — и нет ответа,

Только в волчьих глазах испуг.
Три шальных, три студеных ветра
Вожжи рвут из мужичьих рук.

Сосны валятся под полозья,

Белки молниями снуют,
И у старой тайги волосья
Дыбом — пепельные — встают.

Нечисть прячется в темных ярах

От волшебных, как ночь, коней.
А у тех, у шальных да ярых,
Звезды сыплются из ноздрей.

Образ детства, родной, тревожный,

Вдоль лесных пролетает вех.
На санях — стороной таежной —
Мчусь я в сказку из века в век.

Песен хочется колыбельных.

Только песен тех не слыхать.
Сосен хочется корабельных.
Только сосен тех не видать.

Серебристой покрыты мглою

Все тропинки и все пути.
Что-то в детстве забыто мною,
Не вернуть его, не найти.

Потому-то под небесами,

Расплескав на земле моря,
Мчатся сани, как в сказке, сами —
Память бешеная моя.

Сергей Смирнов

Это было на войне

Гаданью в наш серьезный век,
Конечно, мы не верим.

А я вот раз нашел ночлег —

Избушка, словно терем.
Хозяйка,
    женщина-душа.
Собой немолодая.
Достала карты не спеша:
— Давайте погадаю!

Даю согласие свое, —

Гадайте, мол, не жалко.
Гляжу с улыбкой на нее:
Война,
   а тут гадалка.

И карты говорят о том.

Что
 ждет меня дорога.
Большой марьяж,
Заветный дом
И дама-недотрога.

Что я добьюсь,

       чего хочу.
Стараньем и трудами,
Что буду жив
     и прикачу
К своей бубновой даме.

Уснул военный человек.

А утром:
— До свиданья,
Благодарю вас за ночлег,
За доброе гаданье!..

И я о нем не забывал

Под ливнем,
     под обстрелом.
Среди убитых наповал,
В снегу, как саван, белом.

За мной ходило по пятам

Прямое попаданье.
Но я хитрил:
Я падал там
И вспоминал гаданье.
Оно, как тайная броня.
Становится с годами.
Оно ведет,
     ведет меня
К моей
Бубновой даме.

И впереди,

     в дыму седом,
Та дама-недотрога,
Большой марьяж.
Заветный дом.
Далекая дорога!..

Калининский фронт, 1943 год.

Ярослав Смеляков

На поверке

Бывают дни без фейерверка,
когда огромная страна
осенним утром на поверке
все называет имена.

Ей надо собственные силы

ума и духа посчитать.
Открылись двери и могилы,
разъялась тьма, отверзлась гладь.

Притихла рожь, умолкла злоба,

прилежно вытянулась спесь.
И Лермонтов встает из гроба
и отвечает громко: «Здесь».

Он, этот Лермонтов опальный,

сын нашей собственной земли,
чьи строки, как удар кинжальный,
под сердце самое вошли.

Он, этот Лермонтов могучий,

сосредоточась, добр и зол,
как бы светящаяся туча,
по небу русскому прошел.

Комсомольский вагон