Юность Моисея

– Согласна, – кивнула Чернавка. – Но у нас не так. От Бога моему мужу была предназначена другая. Ведь рождаемся мы в миру этом для того, чтобы душу свою любви обучить. Вот и ты хочешь в Нижний мир сходить через реку Смородину ради того, чтоб любовь познать. А оттуда редко кто возвертается. И редко какой мужик согласится жизнь за любовь отдать!

Но человек иногда безумную и нелепую страсть за любовь принимает. Выдали девку замуж, а за кого? Мой благоверный муженёк на меня даже не посмотрел ни разу.

– Как же так? – вытаращил глаза Толмай. – Мужик на бабу не взглянул ни разу? Так не бывает! Ты шутишь!

– Вот так бывает, – покачала головой Чернавка. – Наверно, только в нашем Хаосе такое случается. Через год мой благоверный умер от одиночества. А я – ни жена, ни невеста, ни вдова. Судьба такая.

Чернава обеими руками принялась растирать виски, видимо воспоминанья приносили ей тяжкую боль. Но, встряхнув головой, как собака отряхивается после купанья, вернулась к главному:

– Мы вот здесь остановимся, – она указала на самые непроходимые заросли вересника и первая полезла в середину.

– Зачем нам это? – поморщился Толмай, но последовал шаг в шаг за своей спутницей.

– Чтобы жить счастливо, станем жить скрытно, – отвечала та, не оборачиваясь. – Такой закон в животном и человеческом мире, а тем более у тех, кто живёт за чертой.

Не совсем поняв женскую мудрость, Толмай всё же немного поворчал, однако, послушался. Кто знает, как здесь надо себя вести? Ведь он же не учит Чернаву крабов ловить в Тритоновом понте на берегу Атлантиды? Там свои правила, здесь – другие.

И всё бы, наверно, кончилось по уму, но вдруг девушка сама его уцепила за руку и только шёпот:

– Вот он!

Кто – он? – спутник Чернавки не сразу понял, да и не до того было. Но девица вцепилась в рукав, словно жернов в зёрна или вилы в сено, а оторвать бабу от себя не способен никакой новосильный мужик.

Парень попытался оглядеться то ли из чутья, то ли из заветных природных общений с внешним миром. Прямо сквозь кусты от сопки проламывался медведь. В общем-то, зверь не очень походил на медведя а, скорее, это было какое-то существо. Но живое. И лохматости в нём было не меньше, чем у заправского мишки.

– Это Иркуйем-богал, [75] – шепнула его спутница. – Он был когда-то ангелом. Не шевелись, иначе не выживем.

А существо ничем агрессивным себя не выдавало, просто шлёпало по болоту, словно в сосняке или малиннике. На голове у него была косматая шевелюра и по телу – густая шерсть, похожая издали на медвежью шкуру.

Однако, присмотревшись, можно было сразу заметить разницу между медвежьей шкурой и волосяным покровом этого существа. Тем более по болотной топи оно шлялось, как посуху. А это было довольно-таки странно, поскольку выглядело оно взрослее взрослого и с косой саженью в плечах. К тому же Иркуйем-богал усердно хрюкал, как сбежавший из тайги кабан, которому захотелось вдруг поваляться в Игримской грязи, то есть принять ванну.

– Он кто? – не утерпел Толмай от вопроса.

– Ты что, не видишь? – зашипела Чернавка. – Демон это. Болотный. Они к нам иногда ночами приходят с востока, но через черту переступить не в силах. Они иногда по ночам такой вой поднимают. Ужас! У нас говорят: вольно Иркуйему в своём болоте орать.

Толмай понял, что повезло увидеть ожидаемое чудище. И всё же казалось странным: существа, чья таинственность, неуловимость и опасность превратили их в мировую легенду, чуть ли не страшилку. На самом деле они оказались удивительными, непонятными, невероятными, причудливыми, безобразными, странными, свирепыми, фантастическими. А ведь когда-то все они были Божьими ангелами!

Меж тем Иркуйем лёгкой поступью ступал на покрывавшую болотную жижу траву, но не проваливался. Толмай не верил своим глазам. Может, в этом месте вовсе не болото, а настоящая поляна? Но сомнения вскоре рассеялись.

Прямо у ног существа вода запузырилась и высоко вверх над болотной поляной взлетела толстенная змеюка. Взметнувшись метров на пятнадцать над поверхностью болота, змеюка зависла, разглядывая огненными глазищами косматое существо. Потом начала свиваться вокруг пришельца кольцами. Толмай открыл рот от удивления. По спине змея вздымались острые костяные перья, а шкура покрыта очень крупной серебристо-чёрной чешуёй.

– Кто это? – только и сумел выдавить Толмай.

– Тот, кто закручивается в спираль, – просипела Чернава. – Тот, кого не ждали, царь-Горыныч!

– Знаешь, – тоже прошептал её спутник, – в храме Аккади есть халдейские надписи, где пишут о таком змее. Я думал это выдумки жрецов!

– Тихо ты, – снова зашипела Нава. – Если услышат, нам не уйти. Мы не готовы на встречу с ним.

Змей сворачивался многоярусными кольцами, но голова его оказалась прямо напротив рыла лохматого чудища. Снизу из-за свёрнутых колец показалась его мохнатая мощная лапа и почесала змея под челюстью. Тот радостно захрюкал, затем развернулся по глади болота, подставляя лохматому зверю спину с костяными перьями.