Юность подарит первые шрамы

И Элеттра кричала. Кричала и сражалась с отцом изо всех сил, но ничего не вышло, и никто не пришел к ней на помощь. В те страшные минуты своей жизни Элеттре казалось, что они с отцом единственные люди на всей этой гигантской планете. Ей оставалось лишь кричать и терпеть. Кричать и терпеть.

Это длилось практически всю ночь. Бронсон прерывался, чтоб отдохнуть, затем приступал снова. Засыпал, но, когда Элеттра пыталась выскользнуть из его объятий, вновь просыпался и продолжал с еще большим рвением удовлетворять свое ненасытное желание.

Не было и дня, чтобы Бронсон не мечтал о такой ночи. Он боялся сорваться и в то же время страстно желал этого. Он засыпал с мыслями о своей дочери и просыпался с ними. Кинг ненавидел ее за то, что она была его главной потребностью, повелевавшей им. Он проклинал ее и себя за то, что они связаны одной кровью, и Бронсон показывал свой гнев – побочный эффект его уродливой любви, – при малейшей возможности, когда гнев его будет справедлив. Единственная такая возможность предоставлялась ему, когда Элеттра терпела неудачи в спорте или же в учебе. В тот роковой день, когда Голди Маркс позвонила мистеру Кингу и сообщила об успеваемости его дочери, намекнув на то, что Элеттра рискует попасть в списки на отчисление, Бронсон был очень счастлив, когда понял, что у него появился шанс выплеснуть свою ярость.

Но что-то пошло не так. Он не смог остановиться, побороть то самое аномальное желание, что лишает его рассудка, и… наконец-то свершилось то, о чем Бронсон так давно мечтал. Он знал, что ему будет неловко несколько дней после этого, знал, что Элеттра возненавидит его еще больше и вновь пожалуется Аделайн или же еще кому-нибудь расскажет о том, что произошло. Бронсон не боялся, что дочь раскроет его тайну, он был уверен, что легко сможет выкрутиться. Он не хотел, чтобы Элеттра вновь почувствовала к нему отвращение, и лишь это его останавливало все эти долгие годы, после первого раза, когда он не сдержался.

Бронсон проснулся и увидел, что Элеттра, не сомкнувшая за ночь глаз, лежала на полу возле него, обессиленная, практически неживая. Бронсон поцеловал ее между лопатками, погладил по голове и сказал, что ей пора собираться в школу.

Элеттра встала через полчаса после того, как Бронсон пошел принять душ. Она была настолько уставшей, измученной, что у нее не было сил, чтобы что-либо чувствовать. Тело ее на автомате выполняло тривиальные функции – справило нужду, помылось, переоделось, поело. Стоя перед зеркалом, Элеттра заметила на шее синяки, что остались на ее коже, после того как Бронсон сдавливал ее горло, когда она пыталась вырваться и убежать. Элеттра достала из косметички самый плотный тональный крем и стала замазывать следы кошмарной ночи.

Элеттра и не заметила, как оказалась в «Греджерс». Очнулась она лишь тогда, когда услышала визг младших учениц, что играли у фонтана. Конечно, ее появление не осталось незамеченным. Армия Дианы продолжала битву с ней, убивая ее то надменным взглядом, то язвительной улыбкой, то колкой фразой, то всевозможными пакостями. Но Элеттра, не отойдя еще от того зверства, которое сотворил с ней ее отец, не обращала ни на кого внимания и уверенно шла вперед.

– Ты посмотри на нее. Этой стерве все нипочем, – обратилась Никки к Диане, презрительно глядя на Кинг.

Диана посмотрела на Элеттру. Увидев ее глаза – красные, опухшие, опустошенные, – она поняла, что Никки ошибается. Ее план удался. Диана знала, что Элеттра боится своего отца, знала, что только он может наказать ее так, как она того заслуживает, поэтому Брандт и превратила все заслуги Элеттры в прах, чтобы у Бронсона Кинга был прекрасный повод отыграться на дочери. Диана полагала, что мистер Кинг просто колотит свою дочь, и видела в этом лишь пользу, надеялась, что гнев отца образумит Элеттру, заставит ее раскаяться в содеянном. Ох, если б она знала, что в семье Кинг не все так просто…

И все же, к своему великому сожалению, Диана, убедившись в том, что ее месть дошла до финальной точки, не почувствовала никакого удовлетворения. Она не могла отвести взгляд от Элеттры. Рассматривая ее, изучая ее утомленную походку, в которой другие почему-то увидели явные следы уверенности и даже вызов, и чувствуя, как леденеет в груди от одного ее отрешенного взгляда, что остальные приняли за высокомерность, Диана поняла, что она чувствует то же, что и ее враг, что они так похожи, словно она в зеркало смотрелась. Диана была так близка к ней, знала, что душа ее хочет кричать, и кричит, возможно, только она находится под мощнейшими завалами боли, жестокости, страха и слабости. И ее никто не слышит.

Часть 6 Бессилие

Глава 33

Рэмисента обладала редкими, прекрасными, но время от времени изводившими ее качествами – она была очень преданным, отзывчивым человеком, который считает своим священным долгом помочь всякому, кто в беде, и если ей не удается этого сделать, то неистовое чувство вины пожирает ее медленно и мучительно, как могильные черви. Рэмисента страдала не меньше, чем тот, кому она всем сердцем старалась помочь.