Юность подарит первые шрамы

Элай случайно увидел, как Рэми, вооружившись лезвием, уродует свое тело. Ей тогда было тринадцать. Рэми на коленях умоляла его ничего не рассказывать родителям, ну и пригрозила ему, чтоб наверняка, что если он все-таки выдаст ее секрет, то она в отместку сделает один глубокий, смертельный порез в области вены. И смерть ее будет на его совести. Элаю ничего не оставалось, как сохранить эту страшную тайну.

– Я переживаю за Эл. Мне кажется, я скоро потеряю ее. Она не выдержит… – объясняла Рэми причину своего поступка, пока Элай обрабатывал ее свежую рану. – Грейсон… Грейсон ведомый, легковерный. Если его родители запретят ему общаться со мной, он их послушается… Ты. Ты и Никки. Все это так неожиданно. Тяжело это принять… А еще все увидели мой вибратор.

Элай засмеялся и Рэми, подхватила его смех. Но вскоре Элай снова стал серьезным, взглянув на кровоточащий порез, и во взгляде его читалось глубокое чувство вины перед Рэми.

– Пошла к черту эта Никки, – сказал вдруг Элай. – Не так уж сильно она мне и нравится. Да, она веселая, но от нее быстро устаешь.

Элай залепил рану повязкой, вышел из ванной с сестрой на руках, лег с ней на ее кровать и нежно обнял.

– А знаешь что? Продолжай встречаться с ней, – сказала Рэми, глядя в потолок.

– Не понял. Ты же только что просила меня порвать с ней?

– Да… а теперь передумала. Держи ее рядом, наблюдай за ней. Я не до конца уверена, но… если мои подозрения насчет нее подтвердятся, ты поможешь мне расквитаться с ней.

Глава 39

Элеттра шла по коридору школы, держа в руке запечатанный конверт. Дойдя до кабинета директрисы, Эл присела и просунула конверт в зазор между дверью и полом, а затем грациозно встала и пошагала дальше.

Улыбаясь так, будто ей удалось подчинить себе весь мир.

* * *

В «Греджерс» шла бурная подготовка к предновогоднему торжеству. Диана, Калли и другие ученицы, что были в составе школьного хора, находились на репетиции, пели песню Florence + The Machine – «The End of Love», которую должны были исполнить на грядущем празднике.

Я обеспокоена, но не знаю, как это объяснить.

Прошлой ночью мне приснился знак, который гласил: «Любовь умерла».

Имма Даффи, хормейстер, с грустно-мечтательной улыбкой слушала своих учениц, дирижировала, точно играя на каком-то таинственном музыкальном инструменте, который только она была способна видеть.

Я всегда любила тебя.
Ты бы мог такое подумать,
когда мы только встретились?[5]

Диана пела со слезами на глазах, а боль в ее сердце в этот момент кричала, да так сильно, громко и непрерывно, что Брандт не слышала собственного голоса и не видела ничего перед собой. Она была вынуждена постоянно останавливаться, чтобы прийти в себя. Вскоре Имма заставила всех замолчать. Причиной тому послужило внезапное появление в зале Бригиды Ворчуковски.

– Миссис Даффи, извините, что отвлекаю вас. Миссис Маркс послала меня за Дианой Брандт. Это очень срочно.

Калли, услышав грозный голос Бригиды и увидев суровое выражение ее лица, поняла, что случилось что-то страшное, и когда она повернулась к Диане, что стояла, оцепеневшая, глядя в одну точку, поняла, что интуиция ее не подводит.

– Мисс Брандт, вы свободны, – сказала Имма, окинув девушку взволнованным взглядом.

В кабинете директора уже сидел Джераб, до появления Дианы не понимавший, зачем миссис Маркс побеспокоила его. Когда Диана оказалась в кабинете, он врезался в нее округленными от страха глазами, а затем быстро отвел взгляд, пытаясь не подкармливать лишний раз растущую внутри панику. Диана же была внешне спокойна и, как всегда, незыблемо уверена в себе.

– Миссис Ворчуковски, вы можете идти, – сказала Голди Маркс. Бригида тут же покинула кабинет. – Садитесь, – кивнула Голди Диане. Диана уверенным шагом подошла к столу директрисы и села рядом с Джерабом. – Вы догадываетесь, зачем я вас вызвала?

– …Нет, – ответил Джераб. – Объясните же, в чем дело? – он изо всех сил старался выглядеть таким же уверенным и спокойным, как Диана, но тяжкое предчувствие неминуемой беды стискивало его грудь, лишало воздуха и всякого самообладания.

– Я лучше покажу, – сказала Голди, брезгливо подняв за уголок раскрытый конверт, из которого выпали две фотографии.

Увидев то, что было запечатлено на этих фото-графиях, Джераб чуть не упал со стула. Диана, напротив, с невозмутимым видом посмотрела на снимки и затем вопросительно взглянула на Голди, мол, и что дальше? Такой переполох из-за этой ерунды?

– Теперь я жду от вас объяснений. Что это такое?! – спросила Голди, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от вновь нахлынувших эмоций. Когда она впервые увидела фотографии, на одной из которых Диана и Джераб сидели за столиком ресторана у окна, беседуя о чем-то, при этом мило улыбаясь друг другу, а на другой, что вызвала больше всего возмущения, они стояли друг напротив друга, целуя друг друга в щеки, – Голди была готова разнести все вокруг в истерике.