Юность Жаботинского

Герцль «и те, кто находился под его влиянием, не отдавали себе отчета в том, что это предложение является в действительности обманом и ловушкой для еврейства и сионизма. Никакой территориальный проект, каким бы грандиозным он ни казался на первый взгляд, не способен был разрешить наши задачи и существенно уменьшить те бедствия, которые обрушились на нас с внезапностью снежной лавины. Эмиграция евреев из России, которая до Кишинева росла постепенно, теперь достигла ста тысяч человек в год. Те, кто хладнокровно рассуждал о переброске этого потока беженцев в Уганду, не давали себе труда подумать о том, что об Уганде ничего не известно, кроме того, что это заброшенная дикая страна, заселенная туземными племенами. Ни ее природа, ни климат, ни сельскохозяйственные и другие возможности – даже по самым оптимистическим оценкам – не соответствовали нашим насущным нуждам.

Среди делегатов конгресса обозначился глубокий, болезненный и непримиримый раскол».

Жаботинский, 15 (28) августа:

«Чем больше я думаю… тем глубже понимаю трагизм этого момента.

Западные делегаты почти все люди с высшим образованием, среди делегатов из России гораздо ярче выступает элемент простой и даже простонародный. Сионизм на Западе есть движение докторов философии, сионизм на Востоке есть движение масс. А докторам философии не до Иерусалима. Им нужна просто территория – по возможности удобная, – где можно было бы чувствовать себя первого разряда “гражданином”»… Конечно, будь Палестина под рукой, они предпочли бы ее Африке, но если бы им предложили на выбор заселить на автономных началах или Висбаден, или Иерусалим, – кто знает…

А “мизрахи” (ортодоксы) вообще никогда не сомневались, что в Сион поведет не Герцль, не пробужденное им народное движение, а Мессия, на белом коне и с трубой, как обещано, а что до Герцля, то ежели он поможет нескольким тысячам эмигрантов сносно устроиться в Африке – и за то спасибо…

В России другой сионизм. Я считаю Россию удивительной страной: здесь живут лучшие из славян и лучшие из евреев. Лучшие в том смысле, что наиболее сильные, наименее покорившиеся той покорностью, которую Ахад-Гаам назвал у западных “израэлитов” рабством в свободе. Оттого именно, что еврейской массе в России особенно тесно, оттого ее желания и мечты – под внешней безнадежностью – особенно смелы… и в глубине души она верит в пророчество в полном объеме: в настоящий Сион, что в Палестине, – в землю, которая была землею дедов наших и будет землею наших детей…»

Хаим Вейцман:

«Дебаты вокруг плана Уганды открылись на первом пленарном заседании выступлением Макса Нордау, который высказался в пользу Уганды. Его речь была не слишком убедительной, потому что он сам не ощущал полной уверенности в правоте своей позиции. “Наш народ должен колонизовать Уганду как промежуточную станцию на пути в Палестину”, – заявил он. Именно тогда он произнес свое знаменитое определение “Nachtasyl” – “прибежище на одну ночь”.

Ораторы сменяли друг друга… и постепенно восторг, вызванный тем, что сионистская организация впервые была официально признана правительством великой державы, стал сходить на нет. Оппозиция плану Уганды стала приобретать все более четкие очертания.

К концу дня накал страстей достиг высшей точки. Решающее голосование происходило поименно. Каждый делегат должен был ответить “да” или “нет”. Ответы падали в мертвой тишине подобно громовым ударам. Чувствовалось, что речь идет о судьбе всего движения. Двести девяносто пять делегатов произнесли “да”. Сто семьдесят пять сказали “нет”. Около ста воздержалось.

Примечательной особенностью голосования было то, что среди высказавшихся против огромное большинство составляли делегаты из России! Кишиневские делегаты отвергли план Уганды единогласно. Западные сионисты были ошеломлены. Я помню, как после голосования Герцль подошел к одной из собравшихся в коридоре групп и сказал о русских евреях:

– У этих людей удавка на шее, а они еще упорствуют!

Формально Герцль получил большинство голосов, но всем было совершенно очевидно, что на практике это ничего не означает. Перевес был слишком незначительным. К тому же от Уганды отказывались в числе первых именно те, которым она была предложена: страдающие, угнетенные российские евреи. Они не хотели изменять Сиону».

Когда были объявлены результаты поименного голосования, Иехиэль Членов вдруг встал со своего места в президиуме и пошел из зала. «Куда и зачем? – вспоминал он. – Я не знал в эту минуту. Одно я чувствовал, что здесь, в этом зале, в эту минуту, оставаться невозможно, физически невозможно…»

К Членову стали присоединяться по одному российские делегаты и тоже пошли к выходу, их становилось всё больше и больше: зал разразился аплодисментами, а Герцль стоял на трибуне бледный, с застывшим лицом.

Жаботинский, 15 (28) августа: