Юный свет

Марушу, похоже, он не заметил. Обхватив руками колени, она сидела чуть наклонившись вперед. Ее голос звучал звонко и приветливо, как всегда, когда она разговаривала с моими родителями. При этом она еще улыбалась, но только одними губами.

– Здравствуйте, господин Кольен.

Отец коротко кивнул и убрал чистую посуду. До верхних рядов навесной полки я не доставал. Она убрала ноги с нашего стола, переставив их на подоконник.

– Юли сказал, вы идете в гости?

– Чепуха. Мы идем гулять.

– Это здорово. А можно я с вами?

– Ты? А с чего это?

– Да просто скучно.

Он поднял воротник рубашки и достал из кармана галстук.

– Так пойди помоги матери. Работа всегда найдется.

– Я сегодня выходная, – обиженно надула она губы, – мне тоже надо когда-нибудь отдыхать.

Отец посмотрелся в зеркало над мойкой, оно осталось от клетки волнистого попугайчика, жившего когда-то у нас, и стал завязывать узел. При этом у него слегка дрожали пальцы, как обычно, когда он выполнял какую-нибудь мелкую работу.

– Ты еще не одета, а мы уже выходим. Так что давай в следующий раз.

Он просунул конец галстука в петлю, а она выпрямилась, и на спортивной майке стал виден желтый герб, федеральный орел.

– Мне нужно всего одну минуту. Даже тридцать секунд. Пожалуйста, господин Кольен. Юли сказал, я могу пойти с вами.

Отец посмотрел на меня краем глаза. Я все еще возил деревянной ложкой по сковородке, и он покачал головой.

– Ну, ладно. Только мы идем в Клеекамп. Поставь в известность родителей.

Смеясь, она прикусила нижнюю губу, развернулась и соскочила в свою комнату, и мы тут же услышали грохот и стук, как обычно, когда она рылась в шкафу. Я сложил кухонное полотенце и повесил его на ручку плиты, а отец дал мне подзатыльник.

– Рано начинаешь… Причешись. И сними, пожалуйста, эти шорты.

Я пошел в детскую, но мои штаны цвета хаки были грязные, и я надел брюки от костюма для причастия, попытался разгладить стрелку. Но она осталась заутюженной. Потом я взял в ванной расческу, и когда уже собрался причесаться, в дверь постучали – вошла сияющая Маруша.

– Так я могу идти?

Отец сидел на диване и листал газету. На нее едва посмотрел. На Маруше были розовые штаны с маленькими разрезами над щиколотками и остроконечные туфли без пяток, скорее шлепанцы, чем лодочки, тоже розовые; кроме того, белая блузка с кружевным воротником. Накрашенные сочной красной помадой губы блестели ярче, чем новенькие машинки Matchbox. Она быстро показала мне язык.

Но отец помотал головой.

– Нет, в таком виде ты с нами не пойдешь. Надень на себя еще кое-что.

– Зачем? Там же больше тридцати…

Он продолжал листать.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Она слегка покраснела и посмотрела себе на грудь.

– А что? Заметно?

Она натянула блузку, и тут уж и я увидел, что она без бюстгальтера. Маруша опять скрылась в комнате.

Было настолько жарко, что разницы не было, сидишь ты в квартире или находишься на улице. Дорожка сквозь дроковые заросли была заасфальтирована и, казалось, вела прямиком к копру. Колеса не крутились, а флаг на мачте вяло повис. Ни дуновения. Листья на деревьях застыли, и ничто не шуршало в засохшей траве. Отец перекинул куртку через плечо и молчал. Он вообще мало говорил, да и я не знал, что сказать, и лишь то и дело срывал цветок дрока и принимался его сосать. Еще когда-то раньше мы вбили себе в голову, что цветы дрока сладкие. Желтые цветы могли быть только сладкими. Но они были на вкус никакие.

Марушины каблучки стучали по асфальту, она надела солнечные очки и, глядя в сторону горизонта, ткнула пальцем туда, где маячили очертания шахты.

Из трубы градирни поднимался белый пар, над ним промелькнула тень вороны.

– В каком из этих строений работаете вы, господин Кольен?

Узкий галстук сверкнул на солнце коричневым металлическим блеском.

– Ни в каком. Я работаю под землей, так же, как и твой отец.

– О, боже. Весь день?

Он кивнул.

– Сейчас всю ночь. А что?

– Не понимаю, как можно так работать. Это же вредно для здоровья, да? Вся эта грязь, пыль, плохой воздух, и в любое время может что-нибудь случиться.

– Случиться что-нибудь может и на другой работе. На стройке можно упасть с лесов, а на сталелитейном заводе… Да мало ли что может случиться. Главное, ты кормишь свою семью, верно?

Маруша, похоже задумалась, уставилась на дорогу. Почесала мизинцем под носом.

– Ну, да, наверное…

Она поддала пинком пробку от бутылки и замурлыкала себе что-то под нос, а я немного отстал и принялся рассматривать ее задницу в узких брючках. Даже прищурил глаза, чтобы взгляд стал острее. Но контуры трусиков разглядеть так и не сумел.

Мы свернули с велосипедной дорожки и спустились по узкой тропинке сквозь мусор и помойку к тротуару. Это была Клеекампштрассе, ее заасфальтированная часть, на домах еще была нумерация. А за мостом начинались бараки.

– Ого! – Маруша остановилась, сдвинула очки на лоб. – Куда это вы меня завели? Я здесь никогда не была!