Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

Юрий Иванович повёл меня в кабинет к Крючкову. Там мне всё было официально рассказано, и Владимир Александрович меня предупредил, чтобы я никому ни слова — в противном случае я буду подвергнут наказанию „вплоть до увольнения и лишения офицерского звания“! Мне эти слова хорошо запомнились.

Я получил первую задачу: встретить в аэропорту его жену. А её вывозили — она в истерике, видит, что что-то не так, вдруг мужа неделю назад увезли…

Возник вопрос: им только перед тем квартиру дали, они в неё даже не вселились, лишь какие-то вещи забросили. Туда её везти — или где раньше жили? Крючков сказал: „Следствие не располагает данными, что жена что-то знает об этом. Она-то здесь при чём? Сделайте всё, как надо. — И повторил: — Но чтобы никто, кроме вас, ничего не знал!“

…Первые полгода мы спасали людей — кого можно было спасти. Потом надо было что-то зашифровать… Основная проблема была в том, что нельзя было дать противнику узнать о существовании нашего источника — Эймса.

Напряжённость была страшная. Я сидел день и ночь и сам всё на машинке печатал. Была, к тому же, команда Дроздова: „Начальнику отдела — не показывать!“ А у меня с ним хорошие отношения были, мы и жили рядом, ездили на службу на одной машине… Но дело затягивалось, начальник отдела чувствовал, что что-то не так, а что скажешь? Категорически нельзя!

Я тогда объехал все основные резидентуры. Кстати, мы успели выхватить того самого нелегала, что по АЭС сработал. Американцы не сразу передали союзникам информацию, что получили от Вареника, но передали. Мы его вызвали на срочную встречу, сказали: „Назад не поедешь!“ — „Нет, у меня там шифр!“ — „Какой шифр?! Ты в наручниках приедешь!“ Очень тяжёлая история была…

Полгода шло следствие, но только перед самым судом опросили нескольких оперработников, кто его знал: учились с ним в Высшей школе, знали его отца, рекомендовавшего его на работу в разведку, в наше управление. Некоторые сознание теряли!

Когда подводили итог, следователи и руководство ПГУ не верили, что за шесть месяцев никто ничего не узнал. Потом нас даже в пример ставили».

1 октября 1988 года генерал армии Владимир Александрович Крючков стал председателем КГБ СССР.

Генерал, чьё имя не раз появлялось на страницах нашей книги, сказал:

«Крючков был хорошим начальником разведки — за исключением взаимоотношений с Дроздовым, и он был плохим председателем КГБ. Это моё мнение! Масштаб, на который он выскочил при Горбачёве, ему не соответствовал. Но ему казалось, что это тот же уровень».

К сожалению, многие люди стремятся перешагнуть порог своей некомпетентности, в результате чего отважный «батяня-комбат» становится плохим командиром полка, а журналист, легко и красиво писавший информации, превращается в автора нудных статей на темы морали…

Впрочем, многое также зависит от времени и обстановки: профессиональная некомпетентность увешанных орденами министров обороны мирного времени проявляется только с началом серьёзной войны.

Войны не было — было «крутое пике» великой страны. К сожалению, в менталитет нашего народа накрепко вошло понимание, что «кто поп — тот и батька», а потому каждый очередной лидер изначально вызывает всеобщее преклонение, длящееся затем уже по инерции. Ярчайший тому пример — последний «деятель ленинского типа» (была такая неотъемлемая характеристика для каждого очередного генсека ЦК КПСС) М. С. Горбачёв. Кажется, все видели и понимали, что он ведёт страну к краху — но так он её туда и привёл, не встретив на своём пути особенных препятствий и активного противодействия.

Вот какую характеристику Крючкову и тому времени дал мудрый Кирпиченко:

«Трёхлетнее пребывание Крючкова на посту председателя КГБ пришлось на период ускоренного распада нашего государства. Бездарного Горбачёва начинали покидать главные архитекторы перестройки, просто архитекторы и даже прорабы. На глазах исчезало наше главное достояние — стабильность жизни и вера в завтрашний день.

Крючков почувствовал зыбкость своего существования и очень быстро прошёл дистанцию от привычки, упоминая имя Горбачёва, неизменно присовокуплять к нему почтительное и „лично Михаил Сергеевич“, к участию в организации ГКЧП. Тревожные сигналы КГБ о положении в стране, естественно, доходили до сведения Горбачёва, однако никакого отклика на них не следовало, и постепенно руководство КГБ вынуждено было отказаться от сколько-нибудь активной реакции на происходящие события… Служба действовала вхолостую, а речи на коллегиях КГБ становились всё длиннее и длиннее и вызывали лишь раздражение у присутствующих. <…>

В условиях тотальной деградации нашей партийно-государственной системы Крючкову уже было некогда заниматься практическими делами разведки. Впрочем, в этом и не было большой необходимости: наши дела он хорошо знал, и вполне достаточно было от него получать краткие указания и рекомендации»[308].

Заметьте, что последняя фраза косвенно подтверждает вышесказанное: Владимир Александрович действительно был хорошим начальником разведки.