Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

Насчёт «волосатых рук» Донован, как мы можем прочитать чуть выше, не писал — а вот фраза про «большие руки» ещё прозвучит в нашем повествовании в качестве цитаты…

В своих ставших бестселлером «Незнакомцах на мосту» Донован ещё несколько раз пишет о встречах с Дривсом — без всякой симпатии (но и без кавычек, в отличие от варианта первого дня), что, вполне возможно, объясняется сложностью «торга» по обмену: понимая ценность советского разведчика, американцы старались получить за него как можно больше своих провалившихся агентов…

Но вот один момент в книге Донована уж точно вызывает сомнение:

«В разговоре с Дривсом я заметил, что мне „очень жаль“ семью Абеля, и спросил, как зовут г-жу Абель и её дочь. Он ответил, что мать зовут Лидией, а дочь — Еленой. Я спросил, была ли Елена замужем, и он ответил:

— К сожалению, нет.

Затем он сразу же спросил, не говорил ли со мной Абель о своей семье, на что я ответил:

— У нас никогда не было для этого подходящего случая.

(Фактически, судя по прежней переписке и данным, фигурировавшим на процессе Абеля, включая микроплёнки с письмами, захваченными в комнате Абеля при его аресте, заявления кузена Дривса были абсолютно ложными. Как зовут мать и дочь, он перепутал, поменяв их имена. Кроме того, в одном письме, приводившемся на процессе в качестве улики и, видимо, написанном дочерью Абеля, подробно описывался её муж)»[55].

Ой не верим — и всё тут! (Очень, кстати, разумно — врать, когда знаешь, что уличать тебя никто не станет. Донован, как мы понимаем, хороший мужик, но это не мешало ему выполнять чей-то заказ и показывать противника не в самом лучшем свете.) Ведь Юрий Иванович, как свидетельствуют все, кому довелось с ним работать и общаться, имел блестящую, феноменальную память. Примеров тому немало встретится и на страницах нашей книги. Так что если он говорил, что «заочно хорошо изучил Рудольфа Ивановича» и в течение года вёл с ним «семейную переписку», то, значит, ничего перепутать не мог — тем более на столь элементарном уровне.

Известно, что жену Вильяма Генриховича Фишера звали Елена Степановна; у них была дочь Эвелина и была ещё племянница Лидия, взятая на воспитание после смерти родителей. Какие имена были обнаружены в письмах, к кому обращался «Рудольф Иванович» из тюрьмы — большой вопрос. Вроде бы редкое имя «Эвелина» в письмах не упоминалось вообще — из предосторожности, чтобы в Москве американцы не установили таковую. (Вот это — истинный профессионализм!) В воспоминаниях полковника Наливайко сказано, что в Берлин приезжали Елена Степановна и Эвелина. Донован пишет, что приезжала Лидия. Честно говоря, разобраться не так-то просто — тем более что под этими именами мог скрываться кто угодно. Но это нам тяжело, а не Дроздову, который был «в теме».

Ну да ладно! Всё равно история стремительно приближалась к развязке…

…И как же вовремя эта развязка наступила! Кто тогда мог предположить, что пройдёт совсем немного времени, всего-то полгода, и советские грузовые суда повезут в своих трюмах к американским берегам, на остров Свободы — Кубу баллистические ракеты с ядерными зарядами, реактивные истребители и бомбардировщики, противовоздушные зенитно-ракетные комплексы, танки и десятки тысяч человек личного состава. Карибский кризис вскоре поставит мир на грань ядерной войны, а СССР и США будут готовы порвать всяческие межгосударственные отношения.

Тут уже никто не возьмётся сказать, как бы тогда решился — и решался бы вообще — вопрос о судьбе полковника советской разведки, оказавшегося в тюрьме государства, считающегося главным противником его Родины…

Ладно, возвращаемся в день 9 февраля пока что ещё спокойного 1962 года. Юрий Иванович нам о том дне рассказывал:

«Вечером у начальника моего отдела было совещание. Говорили о чём угодно, о пустяках, каждый высказывал своё мнение — а у меня в то время жена болела и уехала в Кисловодск на лечение. Я сидел, слушал, слушал, слушал… А когда организовалась такая нормальная пауза, то я бросил фразу: „А вообще, товарищи, поскольку у меня дома двое пацанов, а жена в отъезде, на лечении, то если я завтра просплю, то всё будет хорошо…“ Начальник отдела выругался, закрыл это самое совещание, а утром я проснулся оттого, что его заместитель стучит ко мне в двери — и я выскочил, небритый, поехал…

Начальник отдела, по пути, когда Донован с ним разговаривал, показал на меня и заявил: „Так его эти бабы замучили (имелись в виду жена и дочь Абеля. — А. Б.), что он даже небритый приехал. Всю ночь не спал, молился, всё это дело организовывал…“»

Итак, обмен происходил утром 10 февраля, на мосту Глинике (если совсем точно — Альтглиннике-Брюкке) через реку Хафель, в районе Потсдама.

Что интересно, в книге «Вымысел исключён» Юрий Иванович не сам описывает процедуру обмена Абеля и Пауэрса, но приводит пространную, на две страницы, да ещё и мелким шрифтом, цитату из «Незнакомцев на мосту».