Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

«После провала Абеля, когда удалось наладить какую-то переписку с ним через адвокатов, то возникла необходимость создания маленькой агентурной группы. Ну, на эту агентурную группу меня почему-то вызвали и сказали: мы согласовали вопрос с Мильке^{23}, займись этим вопросом. Я говорю: да, но на это нужен адвокат, знающий это дело, — и появился Вольф.

Не тот Вольф, не Маркус, — а известный немецкий адвокат. Один из моих начальников привёл меня по указанию Александра Михайловича Короткова к этому Вольфу. Мы с полковником зашли к нему в кабинет, полковник говорил на немецком языке с хорошим русским акцентом и потому заставил разговаривать меня… Решили пару вопросов, потом мой начальник сказал, что нужно познакомить меня с Вольфгангом Фогелем^{24}. Вольф тут же преспокойно набрал номер телефона: „Слушай, есть один человек, с которым тебе надо поговорить, обсудить один вопрос…“ Договорились, что мы встречаемся в Шарлоттенбурге^{25}, обсуждаем этот вопрос и начинаем работу… Всё! Больше он ни слова не сказал.

Мы встретились — тот старый костюм, в котором я тогда был, у меня, по-моему, дома до сих пор висит — около почтового отделения, познакомились и начали организовывать дело по созданию серьёзной маленькой законспирированной группы, которая вышла на контакт с американцами, с американскими адвокатами, и занялась освобождением Абеля. Фогель был единственный, кто мог спокойно выезжать в Западный Берлин, работал там со своими связями. Он прошёл через все судебные процессы — мне кажется, мы его тогда замотали…»

Примерно то же самое, но с меньшими подробностями Юрий Иванович говорил в своём интервью для телеканала «Россия»:

«Ну, мы встретились с этим товарищем, с немецким, поговорили. Потом я съездил в его контору. Это знаменитый адвокат Фогель, Вольфганг Фогель такой. Очень приятный, интересный человек… Ну, и начали разрабатывать операцию»[44].

И далее — в том же интервью, только несколько позже, отвечая на очередной вопрос:

«Нет, не я разработчик. Разработчиком операции была целая группа сотрудников, которая знала Абеля длительное время — в разных местах. Они многим были и лично, и по-человечески ему обязаны — просто-напросто рабочими отношениями и своими дружескими отношениями»[45].

Итак, дело пошло.

«Вскоре в переписку с адвокатом [Джеймсом Донованом] вступил двоюродный брат Абеля — мелкий служащий из ГДР Юрген Дривс. Вот когда ещё раз сработала легенда, придуманная Вильямом Генриховичем Фишером в отношении его репатриации в Германию. Через свои оперативные возможности ЦРУ осуществило негласную проверку и убедилось: всё верно, Юрген Дривс действительно проживает в Германской Демократической Республике и является родственником Абеля. И лишь совсем недавно выяснилось, что никакого Дривса не было и в помине. Просто его роль великолепно сыграл будущий руководитель нелегальной разведки КГБ СССР генерал Юрий Дроздов»[46].

Не всем, очевидно, понятно, зачем Юрий Иванович выступал «под чужим флагом». Сам он объяснял это так:

«Кому я нужен был бы русский? Тогда это было бы подтверждение тех данных, которые нужны американцам, если бы я был как русский, а я выступал как немец. Так что всё было нормально».

Американцы представляются тупыми дураками только в выступлениях наших юмористов. (Известно, что литературный герой не может быть умнее своего автора.) Так что неудивительно, что американские спецслужбы решили проверить личность новоявленного «кузена». Но ведь и наши были не дураки, они такую возможность предполагали, а потому информация о прибытии «проверяльщика» поступила сразу. Разумеется, не без помощи восточногерманских коллег, на территории которых всё это происходило, — советская разведка на территории стран социалистического лагеря не работала.

Юрий Иванович нам рассказывал:

«Один раз я приехал в Дрезден, зашёл к нашему офицеру связи, он говорит: „Слушай, надо зайти к немцам — пойдём, я познакомлю тебя…“ Ну, мы пришли к нашим тамошним коллегам, они говорят: „Мы странный документ получили. Задержали одного человека, который занимался установкой Юргена Дривса — кузена Абеля. Ищут они этого человека…“

Так я узнал, что ищут меня. А я перед этим там был, поправил табличку с „моим“ именем возле дверей, с портье поговорил, с женщиной, которая меня прикрывала, с „почтовым ящиком“. Посмотрел на донесение, которое было у того „установщика“ отобрано во время задержания — о том, кого он должен был найти, кого увидеть, установить…Смешно всё это было, как детская игра!»

Трудность состояла в том, что просто так объявиться — «здрасьте, я двоюродный братец ваш» — и потом исчезнуть, оставив почтовый адрес «Берлин, Главпочтамт, до востребования» — было нельзя. «Кузена» следовало «залегендировать» самым тщательным образом и по всем направлениям. Это уже потом, после той самой «революции», о которой рассказывал нам Владимир Александрович, стало возможно обращаться по официальным дипломатическим каналам (впрочем, думается, и теперь не всегда), а тогда следовало делать всё тщательно и осторожно, чтобы ничьи «уши» не вылезали.