Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

Предупреждаем сразу: это совсем не родственник вышеупомянутого генерал-майора Александра Михайловича Короткова, и его отец, Виктор Васильевич Коротков, был не чекистом, но армейцем, генерал-майором танковых войск. В 1943 году, во время Курской битвы, он был начальником штаба Управления командующего бронетанковыми и механизированными войсками Донского фронта и «пристроил» шестнадцатилетнего сына, мечтавшего попасть на фронт и выполнившего условие успешно завершить школьный учебный год, в танкоремонтную мастерскую — рядовым солдатом. После войны Виталий Викторович окончил военное училище, а затем был зачислен во внешнюю разведку. Про Юрия Ивановича он рассказывал так:

«Я знал его по Берлину как работника отдела „Н“ (нелегальная разведка. — А. Б.). А я тогда был заместителем начальника 1-го отдела — политическая разведка.

Деловых, рабочих контактов — как и вообще постоянных контактов — у нас никаких с отделом нелегальной разведки не было. Мы сидели довольно разобщённо. Потому как его встретил коллектив, как он проявил себя в первые дни в коллективе — ничего этого я сказать не могу.

Но вот моё впечатление: ходит лысый, серьёзный человек, немногословный, не любящий какие-то пустые разговоры, пустую болтовню — даже, может быть, сторонящийся незнакомых, неизвестных ему лиц. Держался замкнуто, не стараясь идти на какие-то широкие контакты… При этом, очевидно, цену он себе знал. Могу также сказать — но это уже по впоследствии полученной мною информации, — что он знал своё дело и его делал. Только и всего!

Позже, уже здесь находясь, в Москве, я услышал, что он играл роль родственника Абеля, принимал участие в обмене этого легендарного разведчика. В Берлине всё это нам было не-до-ступ-но! Мы об этом ничего не знали — я имею в виду сотрудников других подразделений, не отдела нелегальной разведки».

Ну что ж, вот и пришло время рассказать про «кузена Дривса» и «дело полковника Абеля».

Глава 4. Кузен Рудольфа Абеля

Нет смысла объяснять, что в мирное время подвиг чаще всего является следствием чьей-то ошибки или разгильдяйства. Герою, подчас ценой своей жизни, приходится исправлять чью-то небрежность, оплошность или, того хуже, сознательные действия, совершённые в уверенности, что «и так сойдёт».

В истории провала Вильяма Фишера, самого знаменитого до недавнего времени советского разведчика-нелегала (впрочем, других мы в общем-то и не знали), также не обошлось без ошибок — в том числе со стороны Центра.

Нет, начиналось всё замечательно. В конце 1948 года в Канаду приехал американец Эндрю Кайотис, а в мае следующего года он же, только уже как Эмиль Роберт Гольдфус, поселился в Нью-Йорке и затем, теперь как «Марк» — оперативный псевдоним разведчика, — возглавил там деятельность нелегальной резидентуры. В конце того же 1949 года опытнейший сотрудник разведки полковник Фишер был награждён орденом Красной Звезды, который он лично получит только во второй половине 1955 года, когда приедет в отпуск в Москву…

А 21 июня 1957 года Вильям Генрихович был арестован в нью-йоркской гостинице «Латам».

В очерках «История Российской внешней разведки» написано так:

«Провал, а затем арест разведчика произошёл в результате предательства помощника Фишера Хэйханена, который на почве пьянства оказался не в состоянии вести разведывательную работу и получил (под благовидным предлогом) указание возвращаться в Москву. Надеясь, что на предательстве он заработает большие деньги и обеспечит себе вольготную жизнь, Хэйханен явился к властям США и рассказал то, что знал о своём руководителе. Он сообщил, что его начальник имеет звание полковника, дал описание его внешности, характер прикрытия и примерный район его проживания. Другого он не знал»[36].

Неудивительно. В разведке каждый знает ровно столько, сколько ему необходимо и положено. Ведь многие знания — это не только многие печали, как сказано в Библии, но и лишняя возможность для утечки информации.

В итоге опытнейшие оперативники ФБР смогли определить квартиру, где проживал пока что безымянный для них полковник советской разведки, установили круглосуточное наблюдение за домом и конкретно за окнами квартиры, однако Фишер, который готовился к эвакуации и «консервировал» свои дела, дважды сумел пройти к себе домой незамеченным. В первый раз он вынес радиостанцию и содержимое одного тайника, во второй — опустошил другой тайник, но при этом уронил на пол маленький контейнер, в котором хранились личные письма, очень ему дорогие. А уже начиналась ночь и в комнате было темно, шторы плотно закрывали окна, так что разведчик совсем ненадолго включил свет и вскоре обнаружил контейнер под столом. Зато для фэбээровцев всё сложилось прямо как в популярной советской песне чуть более позднего времени: «На милом этаже квадратики огня…» — только если в песне они горели «совсем не для меня», то в данном случае этот свет послужил сигналом, что в квартире наконец кто-то появился.