Читаем Юрий Ларин. Живопись предельных состояний полностью

Учреждения эти, в некотором роде «сетевые», по материальному снабжению и укомплектованности персоналом с самого начала отличались в лучшую сторону от обычных детских домов. Настолько в лучшую, что известны даже случаи групповых побегов из голодных приютов «старого образца» с целью прибиться к новым, сравнительно благополучным. Там все-таки старались воспитанников регулярно кормить и добывать для них более или менее пригодную одежду, что в условиях военного времени вырастало в важное преимущество. Структура спецдетдомов довольно долго существовала и после победы, вплоть до второй половины 1950‐х, когда уже и самые младшие из детей войны достигли совершеннолетия. В частности, Среднеахтубинский специальный детский дом был расформирован в 1957 году, и на его территории на три десятилетия разместился интернат для детей с особенностями развития. Называли их тогда не столь изысканно и политкорректно, а «умственно отсталыми». И до сих пор, между прочим, так называют по стране, – на уровне официальных документов.

Немало специальных детдомов – никак не меньше десятка, судя по архивным следам (Сталинградский № 1, Даниловский, Ларинский, Арчединский и др.) – располагалось в Сталинградской области, что вполне объяснимо: потери среди гражданского населения в ходе сражений 1942–1943 годов здесь были поистине катастрофическими. Один только день бомбардировок Сталинграда частями люфтваффе 23 августа 1942‐го унес жизни приблизительно 42 тысяч мирных жителей – более точных подсчетов никому произвести так и не удалось: трагическую статистику запутало множество недоучтенных эвакуированных, лишь накануне прибывших из блокадного Ленинграда… Число сталинградских детей, оставшихся сиротами в период тамошних боевых действий, тоже измерялось тысячами и тысячами. В первую очередь для них предназначались созданные в области специальные детдома, и как раз военные сироты составляли большинство среди воспитанников в Средней Ахтубе – как и предписывало упомянутое постановление партии и правительства. Большинство, но не стопроцентное.

* * *

Итак, Юра оказался здесь, в Средней Ахтубе. Известна точная дата его приема в детский дом – 26 июня 1946 года. Разумеется, утешающее вранье про «длительную командировку» быстро утратило даже минимальные оттенки правдоподобия. Сознанию 10-летнего ребенка вполне доступен логический, он же житейский вывод: если вокруг тебя ребята, чьи родители погибли в ходе войны или почему-то сидят в тюрьме, – значит, ты такой же, один из них. Правда, с самоидентификацией у Юры Гусмана обстояло посложнее, чем у остальных, и со временем эта сложность только усугублялась. Однако подброшенная ему бесхитростная иллюзия в любом случае не могла не развеяться.

Кое-что об участи приемных родителей, которых он считал родными отцом и матерью, ему стало известно еще в детдоме. С «мамой Идой» он даже со временем вступил в нерегулярную переписку, изредка получая от нее письма из поселка Сухобезводное Горьковской области, входившего в структуру УнжЛАГа. Те весточки, разумеется, не могли содержать никаких объяснений реального положения дел и ограничивались элементарной эмоциональной поддержкой – «люблю, целую». Подробности выяснились гораздо позднее.

О судьбе же своей настоящей матери Юра долгое время не знал совсем ничего, и ситуация с ней представлялась ему крайне запутанной, почти абсурдной. Впоследствии он вспоминал:

Как-то Мария Федоровна (врач, дочь первого директора Среднеахтубинского детдома Клавдии Михайловны Кремневой. – Д. С.) говорит: «Слушай, мы получили письма от двух твоих мам. Какая мама настоящая?» Не помню, что я ответил. Мысли какие-то у меня, наверное, крутились, но я их не помню. А чувство непонимания было основным.

Судя по контексту, работники детдома сами тогда разобрались, какую маму выбрать из двух, и второе письмо Юре не отдали вовсе. Оно в любом случае не могло не оказаться единичным: Анна Ларина много лет спустя утверждала, что писем сыну в детский дом не отправляла, опасаясь ему навредить, хотя кое-какую информацию о нем получала из переписки с Идой Григорьевной. Могла ли последняя приложить к своему посланию Юре еще и письмо от Лариной – без ее ведома? Спросить уже некого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное