Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

- Граждане нижегородские! - сказал кипящий мужеством и ненавистью к полякам дворянин Образцов. - Чего требует от нас этот атаман разбойничьей шайки, этот изверг, пирующий в Москве на могилах наших братьев?.. Он желал бы, чтоб нижегородцы положили оружие так же, как желает хищный волк, чтоб стадо осталось без пастыря и защиты. Сигизмунд дает нам своего сына - и берет Смоленск, древнее достояние царей православных! Поляки предлагают нам мир - и покрывают пеплом сел и городов всю землю русскую! Нет, сограждане! не царствующий град целовал крест королевичу Владиславу, а пленная Москва; не свободные граждане клялись в верности иноплеменному, но безоружные жители, рабы, отягченные оковами!., и насильственная клятва, данная под ножом убийц, должна служить примером для вольных сынов Нижнего-Новгорода!.. Нет! да будет вечная вражда между нами и злодеем нашим, Сигизмундом! Гибель и смерть всем ляхам!

- Гибель и смерть всем ляхам! - повторили Черкасский, Барай-Мурза и все старшины казацкие.

- Мужи доблестные и верные сыны отечества! - сказал боярин Туренин, вставая с своего места. - Нельзя без радостных слез видеть ваше рвение на защиту земли русской! И во мне кипит желание обагриться кровию врагов наших, и я готов идти к Москве; но прежде всего следует помыслить, чего требует от нас отечество:

кровавой мести или спасения от конечной своей гибели?

Великое дело, с малым и необученным войском устоять против бесчисленных врагов... но господь укрепит десницу рабов своих, хотя, по тяжким грехам нашим, мы не достойны, чтоб свершилось над нами сие чудо, и поистине не должны надеяться... но милосердие всевышнего неистощимо. Пусть будет так: мы победим ненавистных ляхов; рассеем, как прах земной, их несметные ополчения; очистим Москву и, несмотря на то, останемся по-прежнему без главы, и вящее тогда постигнет нас бедствие. Каждый знаменитый боярин и воевода пожелает быть царем русским; начнутся крамолы, восстанут новые самозванцы, пуще прежнего польется кровь христианская, и отечество наше, обессиленное междоусобием, не могущее противустать сильному врагу, погибнет навеки; и царствующий град, подобно святому граду Киеву, соделается достоянием иноверцев и отчиною короля свейского или врага нашего, Сигизмунда, который теперь предлагает нам сына своего в законные государи, а тогда пришлет на воеводство одного из рабов своих. Помыслите, сограждане! что станется тогда с верою православною? что станется со всеми нами, когда и имя царства Русского изгладится из памяти людской?.. Я все сказал: судите слова мои, бояре и сановники нижегородские!

- Боярин Андрей Никитич Туренин! - сказал с низким поклоном дьяк Семен Самсонов, - в речах твоих много разума, хотя ты напрасно возвеличил могущество врагов наших. Нам известно бессилие ляхов; они сильны одним несогласием нашим; но ты изрек истину, говоря о междоусобиях и крамолах, могущих возникнуть между бояр и знаменитых воевод, а посему я мыслю так: нижегородцам не присягать Владиславу, но и не ходить к Москве, а сбирать войско, дабы дать отпор, если ляхи замыслят нас покорить силою; Гонсевскому же объявить, что мы не станем целовать креста королевичу польскому, пока он не прибудет сам в царствующий град, не крестится в веру православную и не утвердит своим царским словом и клятвенным обещанием договорной грамоты, подписанной боярскою думой и гетманом Жолкевским.

- Я мыслю то же самое, - сказал боярин Мансуров. - Безвременная поспешность может усугубить бедствия отечества нашего. Мой ответ пану Гонсевскому не ждать от нас покорности, доколе не будет исполнено нее, что обещано именем Владислава в договорной грамоте; а нам ожидать ответа и к Москве не ходить, пока не получим верного известия, что король Сигизмунд изменил своему слову.

- Мы согласны во всем с боярином Мансуровым, - сказали воеводы Михаил Самсонович Дмитриев и стольник Левашев.

- И мы также! - вскричали все дворяне московских полков.

Князь Черкасский вскочил с своего места.

- Как! - сказал он, бледнея от гнева и досады, - вы согласны признать Владислава царем русским?

- Да, если он сдержит свое обещание, - отвечал спокойно Мансуров.

- Признать своим владыкою неверного поляка! - перервал Образцов.

- Он отречется от своей ереси, - возразил дьяк Самсонов.

- Кто нейдет к Москве, тот изменник и предатель! - вскричал Черкасский.

- Изменник и предатель! - повторил Барай-Мурза.

- Князь Димитрий! - сказал Мансуров, - и ты, Мурза Алеевич Кутумов! не забывайте, что вы здесь не на городской площади, а в совете сановников нижегородских. Я люблю святую Русь не менее вас; но вы ненавидите одних поляков, а я ненавижу еще более крамолы, междоусобие и бесполезное кровопролитие, противные господу и пагубные для нашего отечества. Если ж надобно будет сражаться, вы увидите тогда, умеет ли боярин Мансуров владеть мечом и умирать за веру православную.

- Боярин! - сказал Образцов, - когда мы не согласны меж собою, то пусть решит весь Нижний Новгород, кто из всех нас любит более свое отечество.