Юрий Никулин, конечно же, наделял киногероев своими личными качествами — прежде всего, обаянием и добродушием. Впоследствии он признавался, что всегда отказывался играть всякого рода негодяев, поскольку не чувствовал их своими. Таким образом, и Балбеса актер не считал отрицательным персонажем. С той же меркой он подходил и к образу Семена Семеновича Горбункова из «Бриллиантовой руки». В своей лучшей комедийной роли Юрий Никулин отталкивался от самого себя, а не придумывал маску, наполняя ее затем неким содержанием. Именно поэтому он был так убедителен.
Собственно говоря, во всех прочих киноролях Никулина мы видим не столько персонажа, сколько самого актера, попавшего порой в необычные, а чаще, напротив, в самые обычные, с житейской точки зрения, предлагаемые обстоятельства.
Особое место в творческой судьбе киноактера Никулина заняли съемки фильма «Когда деревья были большими». Внешне похожий на педагога режиссер Лев Кулиджанов, предложив ему заглавную роль тунеядца Кузьмы Иорданова, с самого начала попросил артиста не играть вообще, чем привел Никулина в полное замешательство: по его представлениям, киноактеру полагалось именно играть. Более того, успех всех прошлых ролей клоуна объяснялся именно тем, что он перед камерой лицедействовал.
Лев же Александрович предлагал Юрию Владимировичу не играть Иорданова, а, по сути, стать Иордановым. С точки зрения актерского мастерства, это был «высший пилотаж», и Никулин, в конечном счете, исполнил роль так, как хотел Кулиджанов. Успеху Юрия Владимировича в его первой значительной кинороли весьма способствовала партнерша Инна Гулая: эта тогда еще юная, но совершенно удивительная актриса также обладала даром полного перевоплощения.
Уже самый первый съемочный день Никулина показал, что режиссер попал в точку. Переодевшийся под Иорданова актер попытался войти в мебельный магазин, где должны были проходить съемки, но стоявший у входа директор торгового центра стал гнать «забулдыгу» прочь. Находившиеся неподалеку режиссер и оператор с любопытством наблюдали за происходившим и вмешались только тогда, когда директор собрался вызывать милицию…
Успех Никулина в фильме «Когда деревья были большими» предопределил уважительное отношение к нему со стороны кинорежиссеров. Однако куда большей популярностью у публики пользовались картины Леонида Гайдая, и все решившиеся снимать Никулина не в комедийных ролях должны были смириться с тем, что его первое появление на экране обязательно будет сопровождаться зрительским смехом.
Тем не менее такие смельчаки находились. Среди них был и молодой, но уже знаменитый режиссер Андрей Тарковский, пригласивший Юрия Владимировича на роль монаха Патрикея в картине «Андрей Рублев» (1966). Андрей Арсеньевич, по-видимому, заранее учитывал, что вид Никулина в монашеской рясе поначалу вызовет у зрителей веселье. Более того, он явно рассчитывал на такой эффект: смешной, неказистый монах на деле оказывался героем. Претерпев пытки схвативших его татар (эта сцена снята весьма натуралистично, причем самому актеру капавшей с факела соляркой нечаянно обожгли босые ноги), монах не отдал палачам ключи и тем самым спас людей от гибели, а церковные сокровища от разграбления.
Отдельно следует сказать о военных фильмах с участием Никулина. Прикосновение к этой теме было особенно ответственно для Юрия Владимировича, поскольку пробуждало в нем дремавшие в глубине души воспоминания о страшном времени. В этих картинах проявлялись именно человеческие качества актера. Особенно это касается фильма «Двадцать дней без войны».
На режиссера Алексея Германа Никулин долгое время сердился. Стремившийся к полной достоверности Герман добивался ее порой весьма суровыми мерами: например, во время съемок в поезде он велел — зимой-то! — выставить стекла, чтобы актеры мерзли в нетопленных вагонах точно так же, как мерзли во время войны их герои. Артисты роптали, но, увидев отснятый материал, убеждались в том, что страдали не зря.