Читаем Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний» полностью

Леля(переход к бра. Мягко, лирично). Я приеду в Париж… Дождь… Я знаю: будет дождь: сверкающий вечер… Слякоть… Мопассановская слякоть! Вы представляете себе? Блестят тротуары, зонты, плащи. Париж! Париж! Великая литература! (Кончила работу с бра, сходит со стола. У выключателя. Романтически, по-детски.) И я пойду себе, одинокая, никому не известная, под стеночкой, под окнами, счастливая, свободная… (села около чемодана) и где-нибудь на окраине, в осенний вечер, в маленьком кинотеатрике я буду смотреть тебя, Чаплин (восторженно), и плакать. (Пауза.) Это путешествие в юность, Катерина Ивановна, слышите? Да. Что я возьму с собой? Этот чемодан. (Убирает карточки. Любовно.) И этот маленький чемоданчик (Села на кресло. Деловито.) Вот тут тетрадка, о которой я вам говорила.

Семенова. Дневник?

Леля. Надо ее спрятать подальше. (Встала к чемодану.) Или, может быть, взять с собой за границу?

Семенова. Зачем таскать?

Леля(идет к креслу). А я продам ее.

Семенова. Дневник актрисы? Ха-ха-ха!!!

Леля(значительно, 29.III). Нет, это не дневник актрисы. Это тайна русской интеллигенции.

Семенова(чуть иронически). Какая тайна? Анекдоты?

Леля. Вся правда о советском мире.

Семенова. Про очереди?

Леля. Смотрите, тетрадка разделена пополам. Два списка. Вот первая половина: список преступлений революции.

Семенова(испугалась, шепотом). Ах, тогда лучше спрятать.

Леля. Вы думаете, это грубые жалобы на отсутствие продуктов? Это другое. Я говорю о преступлениях против личности. Есть многое в политике нашей власти, с чем я не могу примириться. Смотрите. А здесь, в другой половине, список благодеяний. Выдумаете, я не вижу и не понимаю благодеяний советской власти? Теперь сложим обе половины вместе. Это я. Это моя тревога, мой бред. Две половины одной совести, путаница, от которой я схожу с ума. Этого нельзя оставить здесь. Кто-нибудь найдет. Истолкуют вульгарно, скажут: контрреволюционерка. (Прячет тетрадку в чемоданчик.) Вот и все.

Юноша с вином. Плям, плям, плям, плям.

Семенова. А, наконец-то! Вино, вино! Кто не любит вина, тот недобрый человек, так сказала Элеонора Дузе[344].


Входит Никитин. Мальцева за стол.

Райх за Никитиным, потом посылает его за хлебом.

Никитин пьет воду, Райх ему не дает пить воду и гонит его.


Никитин. [Без карточек не дают ничего!]

Леля (берет кошелек, вынимает карточки и деньги, передает юноше). Хлеб.


Юноша уходит.


Семенова. А в самом деле, продайте дневник за границей. (Взяла тетрадку.)

Леля. Что? Оторвать половину? (Быстро, страстно.) Катерина Ивановна, почему оторвать? Только преступления? Показать только пункты злобы, а про пункты восторга умолчать? За список благодеяний советской власти за границей не дадут ни копейки. Нет. Эта тетрадка не разрывается. (Переносит чемодан с тетрадкой на столик.)

Я не контрреволюционерка. Я человек старого мира, который спорит сам с собой.


[Переход за кресло — нож и яблоко в руки.

К/атерина/ И/вановна/ переходит на край стола и готовит.

Сцена с мальчиком.[345]

Выглядывает мальчик.


Леля. Кто?

Гертруда. Это ваш друг, ваш маленький сосед. Алеша, [иди, иди!

Леля. А! Мой маленький сосед! Алеша! Здравствуй, Алеша. (Ведет к ящику и дает яблоко.) Хочешь, заведу? Этот ящик я оставлю ему.] (Положила тетрадь на чемоданчик, подходит к патефону, заводит его.)


Патефон играет вальс.


Теперь ваша любимая.


Играет «Кармен».[346]


Семенова. В результате всего я думаю, что вы останетесь за границей навсегда.

Леля(закрывает патефон). Я вернусь очень скоро и привезу вам подарок.

Семенова. А вдруг кто-нибудь влюбится в вас и вы замуж выйдете?

Леля. Ерунда.

Семенова(торжественно, 28.III). У вас нож для консервов есть?

Леля. Да. Там, на столе. Ужасное у меня хозяйство.

Семенова(резонерски, громко). Никто вам не мешает жить по-человечески.

Леля(складывает платья в чемодан). У меня ничего нет. Платьев нет. Мебели нет.

Семенова. Купите. В чем дело?

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги