Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

В ранней повести «ЧП районного масштаба» (1981, опубл. в 1985) драматичный семейный опыт центрального героя – секретаря райкома комсомола Шумилина – передан косвенно, в его ретроспективном самоанализе. Детские воспоминания о 50-х гг., о наметившемся и мирно разрешившемся в родительской семье конфликте, когда отец поставил матери ультиматум «или я, или райком»[3], убеждают его в том, что «тогда брак обладал еще таинственной крепостью и долговечностью средневекового цемента». В пору же «зрелого» социализма планы комсомольского руководителя «организовать для молодежи беседы о браке и семейной психологии» накладываются на его мучительные раздумья об истоках «разводной ситуации» в собственной семье. Ностальгическое обращение к прошлому, когда они с женой «семь лет назад… удивительно подходили друг другу», воспроизведение каждодневных подробностей их совместного отпуска как тщетной попытки вернуть прежнее единение выводят к констатации неумолимого распада семьи, обусловленного тем, что «чем решительнее Шумилин шел вперед и выше, тем хуже становились семейные отношения», к моделированию ситуации собственной смерти, довершающей картину семейного отчуждения: «Первые горсти бросят одетые в черное мама и жена. Интересно, как поведет себя Галя: ведь формально они еще не разведены? Разумеется, будет держаться, словно ничего у них не случилось, а слушая прощальные речи, удивится, почему не ужилась с таким прекрасным мужем! Лизке же Галя скажет, что папа уехал далеко-далеко и вернется, когда дочь вырастет».

Предвосхищая траектории исканий позднейших героев Полякова, Шумилин обнаруживает психологическую дезадаптированность в сфере частной, семейной жизни при относительном благополучии служебной карьеры, что воплотилось в «закольцовывающем» композицию повести образе гибнущего человека, который в предсмертной тоске ощутил, как «тело сделалось до дурноты легким и беспомощным… И еще человек почувствовал, что больше не умеет плавать…»

Роман «Замыслил я побег…» (1997–1999) примечателен развернутой детализацией художественного изображения обстоятельств внутренней и семейной жизни центрального персонажа Олега Трудовича Башмакова, в прошлом, как и Шумилин, успешно продвигавшегося на партийной работе в Краснопролетарском райкоме комсомола, а теперь ставшего сотрудником валютно-кассового департамента банка «Лосиноостровский» и спустя «двадцать лет… брачного сосуществования» примеряющего на себя роль «эскейпера», который «замыслил уйти от жены».

Подобно персонажам «московских» повестей Трифонова[4], главный герой романа Полякова запутанной реальности повседневных семейных и общественных отношений все более осознанно пытается противопоставить положительную, как он надеется, альтернативу, обратить вспять уходящее время, «уйти в другую жизнь тихо и благородно – как умереть». Притягательные для современного сознания «эскапистские» настроения художественно передаются в разветвленной системе лейтмотивов, складывающихся в ситуацию блуждания во времени, которая приобретает социально-психологический и экзистенциальный смысл.

Предварением сюжетного действия становится в произведении психологически емкий, насыщенный жестовыми подробностями диалог Башмакова с юной любовницей Ветой о побеге на Кипр и манящих перспективах их нового союза. Ее максималистские устремления («О чем ты все время думаешь?», «до меня ты не жил») контрастируют с тональностью внутренней речи Башмакова, скрывающего от нее и самого себя изрядную усталость от жизни, но ради будущей новизны предпочитающего «терпеливо отвечать на ее старательную пылкость».

Композиция романа основана на синхронных, пересекающихся в ключевых эпизодах и в трагическом финале линиях изображения раннего брака героя с Катей, с его кризисными чертами, но и немалым запасом прочности, – и растянувшегося на годы выстраивания Башмаковым воображаемой модели иной жизни, куда, впрочем, уже не юному человеку хочется «взять с собой» из дома хотя бы аквариумных сомиков, чтобы, подобно рыбкам, находить прибежище в «моточке родного роголистника».