Юродивый. Преподобный Гавриил (Ургебадзе)

Прибыв в монастырь Самтавро, мы почтительно поднялись по лестнице, ведущей к келье отца Гавриила. Произнеся молитву „Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас”, спросили позволения войти в келью. Отец Гавриил ответом „Аминь“ разрешил нам войти. Войдя в келью, я удивился – отец Гавриил юродствовал. Я подошел, взял благословение. То же самое повторили и мои спутники. Отец Гавриил указал гостям садиться на стоящие там низкие стулья. А мне указал сесть у его изголовья. Я был смущен, не ожидал юродствования монаха, так как в предыдущие дни несколько раз приезжал к нему и он вел себя обычно. Хотя никто не мог сказать, когда он опять начнет юродствовать. Только он один ведал перед Богом, когда и по какой причине взяться за это богоугодное служение. Так произошло и в этот раз. Я нервничал, что братья, которых я привел, не поймут юродство отца Гавриила, и это смутит их. Отец Гавриил велел мне подать вино, которое стояло тут же, в келье, и начал пить. Он юродствовал. Можно сказать, что такого поведения отца Гавриила я еще не видал. В частности, он просил меня налить вина, а затем заслонить его так, чтобы мои спутники не видели. Но каким образом это сделать, я не понимал, потому что отец Гавриил произносил эти слова громко, так чтобы мои спутники слышали. Кроме того, его келья была слишком маленькой, чтобы скрыть от гостей какое-либо его действие. Он вел себя как человек, напившийся до потери сознания, – как пьяный произносил слова, предложения не заканчивал, кричал и местами примешивал непристойные слова. Каждый раз, произнеся такое слово, прикрывал рот рукой и говорил: „Ой, что у меня вырвалось, что со мной происходит!?“ Каждый раз, произнеся эти слова, он оборачивался к одному из духовных братьев и говорил ему: „Прошу прощения“. А когда я по его велению наливал ему вино, он как будто под моим прикрытием незаметно выпивал, оборачивался к другому духовному брату и говорил: „Ты же не видел, значит, я не пил“. Эти обращения он иногда дополнял такой фразой: „Разве можно такому быть священником?!“ Я сидел и говорил себе: „Отец Гавриил знает, что делает, доверься и не волнуйся“. И еще я молился про себя, чтобы братья, которых я привел, не соблазнились при виде этого. Но, глядя на все происходящее, я не знал, насколько это было возможно.

Так прошло примерно тридцать-сорок минут. Отец Гавриил выпил четыре-пять стаканов вина и при этом повторял упомянутые фразы и действия. Вдруг все изменилось. Отец Гавриил перестал юродствовать и принял такой вид и облик, как будто человек, секундой раньше похожий на пьяного, не был отцом Гавриилом. Это был уже настоящий отец Гавриил. Тихий, сильный, глядевший и говорящий с присущей ему удивительной глубиной. Он посмотрел на обоих братьев, приведенных мной, и тихим, повелительным голосом изрек: „Я вижу их с потиром в руке“. Потом призвал каждого к себе и по-отечески наставил. Прежде всего, он обоим сообщил о маленьких деталях их будущей жизни, а одному из них дал икону равноапостольной матери Нины и сказал: „Эту икону всегда носи с собой и не разлучайся с ней, ближний мой, и благословение святой Нины и я всегда поддержим тебя во всех испытаниях“. Затем он благословил нас троих и, пожелав мира, отпустил домой. Мы вышли из кельи. Я чувствовал себя неловко, так как думал, что, несмотря на такое удивительное перевоплощение отца Гавриила в конце, мои спутники не смогут понять всю сложность его юродствования. Оказывается, я ошибался. Выйдя из кельи, я услышал сзади восхищенные голоса обоих братьев: „Хвала Господу, какого великого отца мы видели, ведь мы уже не верили, что можно в наше время обрести такого отца“. Они, обрадованные, даже благодарили меня. Я удивленно посмотрел на обоих и понял, что отец Гавриил совершил в них какой-то переворот. И я был рад, что они не посчитают меня заблудшим или прельщенным человеком. Вот так, обрадованные и счастливые, спустились мы по лестнице, и после некоторых проявлений эмоций оба брата начали рассказывать свою историю.