Матушка Екатерина (Эбралидзе) также вспоминает удивительную историю на эту тему: «Однажды отец Гавриил спокойно сидел под орехами, на скамейке рядом с колокольней. В это время пришла довольно красивая, накрашенная, одетая в брюки женщина. Она сразу же подскочила к монаху, села ему на колени, начала целовать, приговаривая: отец Гавриил, какой ты красивый, какой симпатичный, как ты мне нравишься, я приду еще и повидаю тебя. Все это было так странно и неестественно, что мы не понимали, что происходило, застывшие, смотрели и думали: чем вызвано такое ее поведение? Отец Гавриил поднял глаза к небу и молчал, словно окаменел. Такое поведение для нас, монахинь, было тогда даже очень смешным. Мы подумали, что кто-то специально подослал эту женщину. Монах довольно долго молчал и слушал эту бессмысленную речь. И вдруг он посмотрел на эту женщину и сказал ей: „Да, Маквала, приходи, еще приходи“. Услышав свое имя, Маквала чуть не сошла с ума и удвоила ласки.
Наконец, как будто бы опомнившись, вскочила с колен монаха, постепенно отступила и быстрым шагом направилась к воротам. Как только Маквала покинула монастырь, монах сразу же встал, пошел к себе в келью и после этого никого не принимал. Мы верим, что он на коленях, со слезами молился за душу Маквалы перед иконой Пресвятой Богородицы. Маквала действительно пришла на другой день, но произошло чудо – ее с приходившей вчера женщиной ничего не связывало, кроме имени. Она надела длинное черное платье, повязала голову косынкой, а глаза ее были красными от слез. Она подошла к двери кельи монаха и стала причитать: „Отец Гавриил, знаю, ты мне дверь не откроешь. Знаю, никогда не увижу тебя. Прости мне мое вчерашнее бесстыдство. Осознаю все, что ты для меня сделал, воскресил меня, мертвую и отчаявшуюся. Благодарю тебя за все“. Это было такое потрясающее зрелище, что оно заставило плакать всех нас, кто там присутствовал. Нас ошеломили эти два дня, которые в корне отличались друг от друга».
Как-то отец Гавриил стоял перед своей кельей и смотрел сверху на монастырь Самтавро. В руке он держал полную бутылку вина и стакан. По двору ходили несколько человек, осматривавших обитель. Отец Гавриил наливал жидкость из бутылки в стакан, притом так, чтобы они видели, и, громко провозглашая тост, до дна выпивал стакан, чтобы его приняли за пьяного. Старец за короткое время выпил несколько тостов, что присутствующие восприняли по-разному: некоторые улыбались или смеялись, а затем продолжали свой путь; некоторые, только взглянув, отводили глаза; а один молодой человек стоял неподвижно и пристально и агрессивно смотрел на монаха. Так прошло десять-пятнадцать минут, после чего отец Гавриил позвал его к себе. Тот настороженно и растерянно поднялся по лестнице. Отец Гавриил перестал юродствовать и, показывая свое истинное лицо, встретил этого молодого человека. Старец молча налил ему из бутылки в стакан красную жидкость и строго сказал: «Выпей, ближний мой!» Он до конца выпил протянутый стакан, и с каждым глотком на его лице отражалось все нарастающее удивление. Эта жидкость оказалась вишневым соком, разбавленным водой. Отец Гавриил взял у него стакан и спокойным голосом сказал: «Не суди всякое создание Божие. Если я стану осуждать тебя или посчитаю, что я лучше тебя, я буду мерзок перед Господом. Помни об этом, ближний мой, и ступай с миром». Молодой человек спустился по лестнице, испытывая чувство неловкости и благоговения. Он понял, что отец Гавриил так вел себя для того, чтобы создать образ юродивого.
Выставить себя в единожды дарованной на земле жизни презренным грешником или сумасшедшим перед людьми, каждого из которых любишь как самого себя, – жестокий и надмирный подвиг. Но старец был Богом избран для него. Он, с отрочества пронзенный любовью Христа, желал только исполнить Его волю, а для себя не хотел ничего. Для него смысл земной жизни заключался лишь в одном – обрести Христа, оказывая посильную помощь ближним, чтобы и они приблизились к Богу. Вот несколько случаев из жизни старца, подтверждающих эти слова.