Юстиниан

Как и Иоанн Лид, Прокопий неоднократно упрекал Каппадокийца в том, что, экономя на всем, он буквально разорил государственную почту, прекратил выплаты за выслугу лет старым военнослужащим или чиновникам. С негодованием вспоминал Прокопий случай, когда стремление Иоанна к экономии стало причиной гибели многих во время вандальской войны: «Эпарх двора Иоанн был очень скверным человеком и настолько способным изыскивать пути для пополнения казны за счет людей, что я никогда не смог бы достаточно подробно сие описать. Но об этом я уже говорил и раньше, когда порядок моего повествования привел меня к этому. Здесь же я расскажу, как он погубил солдат. Хлеб, которым приходится питаться солдатам во время лагерной жизни, необходимо два раза сажать в печь и тщательно пропекать для того, чтобы он сохранялся как можно дольше, а не портился в короткий срок; выпеченный таким образом хлеб, естественно, становился более легким по весу и поэтому при раздаче хлебного пайка солдатам обычно сбрасывается четвертая часть установленного веса. Поразмыслив над тем, как бы не сокращая вес хлеба, меньше тратить на дрова и меньше платить пекарям, Иоанн сделал следующее: он приказал хлеб, еще сырой, нести в общественные бани [носящие имя] Ахиллеса и положить на то место, где внизу горит огонь. И когда он становился похожим на печеный, он распорядился класть его в мешки и отправлять на корабли. После того как флот прибыл в Мефону, эти хлебы рассыпались и вновь обратились в муку, но уже не здоровую, а испортившуюся, загнившую и издававшую тяжелый запах. Заведовавшие этим раздавали этот хлеб солдатам не по весу, но выдавали хлебный паек мерками и медимнами. И вот солдаты, питаясь таким хлебом летом в местах с очень жарким климатом, заболели, и из них умерло не менее пятисот человек. Так случилось бы и с большим числом, но Велисарий запретил питаться этим хлебом и велел доставлять им местный хлеб. Он донес об этом василевсу; сам он получил от василевса одобрение за свое распоряжение, Иоанн же не потерпел никакого наказания»[464].

Главным же источником поступления средств в казну как тогда, так и сейчас были налоги. Иоанн проявлял доходившее до свирепости рвение не только во взимании существующих, но и в придумывании новых. Начал он, впрочем, аккуратно: предельно строго взыскивая старые недоимки и применяя эпиболу. Затем постепенно появились новые поборы.

Существовал налог («диаграфэ»), который взимался в чрезвычайных случаях, увеличивая поземельную подать. Его стали брать все чаще и, в конце концов, сделали постоянным. Введенный при Иоанне новый сбор «аэрикон» приносил доход до трех тысяч фунтов золота в год. Историки по сей день спорят о том, что это было, но, вполне вероятно, — штраф с тех домовладельцев, которые, в нарушение законов Льва и Зинона, строили здания, не выдерживая установленного расстояния от других сооружений (не менее 15 футов от общественного здания, 12 футов — в других случаях), или с высотой, превышающей допустимую (100 футов).

Пополняя императорскую казну, Иоанн не забывал и о себе. Жил он, утопая в роскоши и позволяя себе любые удовольствия, часто появлялся на людях в богатых одеждах, сопровождаемый распутницами. Чревоугодию он был предан настолько, что, по слухам, мог вознаградить важной государственной должностью повара, приготовившего ему вкусное блюдо. Иоанн Лид в описании этого человека не жалеет самых черных красок и грубых деталей: «Но Каппадокиец… обрушившийся на магистрат (префектуру претория. — С. Д.), древнее и таким образом священное магистрата помещение фалангам своих слуг предоставил, сам же на верхнем этаже валялся в постели, в то время как моча и испражнения виднелись по спальне, голым на ложе растянутый…»[465] Сходным образом отзывался о нем и Прокопий, также лично знавший этого человека: «…был он груб и несносен, раздавая удары всем, кто попадался ему на пути, и без всякого основания грабя сплошь все их имущество» [466].

Отличаясь крайним суеверием, Каппадокиец занимался магией; подозревали даже, что он — тайный язычник.

Смещенный вместе с Трибонианом, Иоанн спустя пару лет вновь стал префектом претория Востока, а в 538 году был возведен в ранг патрикия и сделан консулом[467]. Отмечая заслуги Каппадокийца, Юстиниан писал: «Он радеет о благе императора и возрастании общественных доходов»[468]. Это был один из немногих высших чиновников империи, который позволял себе открыто критиковать императрицу. Феодора, соответственно, ненавидела Иоанна. Страх перед ее местью превращал его ночи в ад — по крайней мере, если верить Прокопию: «Когда он, собираясь ложиться спать, входил в свою спальню, он каждую ночь опасался, что встретит тут какого-нибудь варвара, посланного убить его, выглядывал из своего покоя, осматривал входы, проводя бессонную ночь, хотя он имел при себе тысячи копьеносцев и щитоносцев, чего, по крайней мере раньше, не бывало ни у одного из эпархов двора»[469].