Изображение колонны с конной статуей Юстиниана на иконе «Воздвижение Креста, с избранными святыми».
Постамент конной статуи Юстиниана с площади Августеон.
Современный памятник Юстиниану в городе Скопье, Республика Македония
Осознавая первостепенную важность религиозных вопросов, Юстиниан определился здесь сразу: один из первых изданных им законов касался исповедания веры и был полон угроз еретикам-нехалкедонитам, иудеям и самаритянам. Забегая вперед следует отметить, что ни к чему хорошему подобное «топорное православие» не привело. Да, конечно, кто-то отрекся от своих «заблуждений», но по-настоящему верующие (а для средневекового человека вопрос правильного поклонения Богу был весьма значим!) противостояли велениям царя, не страшась угроз. А были эти угрозы нешуточными: изгнание с государственной службы, невозможность быть адвокатом, запрет свидетельствовать на судебном процессе против православных, ограничения или даже вообще отказ в праве завещать или получать наследство. Мало того: под запретом оказались религиозные процедуры еретиков — они не могли выбирать священников, организовывать таинства и принимать в них участие, их храмы отнимали и передавали православным. Правда, есть все основания полагать[205], что те свирепые кары, которыми император угрожал, на практике массово не применялись — хотя в самом Константинополе были подвергнуты наказанию и то ли казнены, то ли покончили жизнь самоубийством несколько видных чиновников-язычников. В их числе были и рефендарий, и бывший квестор, и патрикий, и даже бывший эпарх.
Однако Платоновскую академию в Афинах Юстиниан закрыл, оборвав тысячелетнюю историю языческой философии. Учителя Академии предпочли бежать и оказались в Персии, при дворе антагониста Юстиниана, так и не ставшего его названым братом царевича Хосрова, известного ученостью и любовью к античной философии[206]. Впрочем, к середине VI века в Афинах уже не пылал очаг науки, а еле-еле теплился ее огонек, так что жест императора оказался скорее громким, нежели действенным. Случившееся вовсе не означало, что Юстиниан был обскурантом или боялся образованных людей. К занимавшимся науками христианам он относился с подчеркнутым уважением. Сохранился, например, пересказ текста письма, которым василевс хвалил писателя и чиновника Иоанна Лида именно за его познания, грамматическую точность, поэтическое изящество и возвеличивание латинского языка[207].
Закрытие Академии произошло в соответствии с принятым в 529 году законом, согласно которому такая деятельность, как преподавание, язычникам (а также иудеям и еретикам) воспрещалась[208]. Что же касается «еретиков», то император считал ими не только неканонически верующих христиан, но вообще всех, кто «верует и ведет богослужение отлично от кафолической и апостольской церкви и в противоречии с православной верой»[209], — то есть и самаритян, и иудеев, и язычников, и зороастрийцев.
При всей идеологической непримиримости к настоящему язычеству (с отрицанием христианских обрядов, служением древним богам и т. п.), по отношению к нехристианским бытовым привычкам или традициям античной риторики император свирепости не проявлял. Он не видел ничего преступного в отмечании врумалий и праздновал свой день рождения, приходившийся на девятый день этого праздника, 2 декабря. По поводу одного такого дня ритор Хорикий Газский произнес торжественную речь, которая, по счастью, была записана и сохранилась[210]. И никому даже в голову не пришло преследовать Хорикия за упоминания в этом произведении Зевса, Тихе и вообще «богов» — использование античной традиции вполне уживалось с христианством как автора, так и адресата.
Помимо идеологической составляющей религиозной политики, Юстиниан занимался и управлением церковью. Будучи ответственным за порядок во всем, василевс взялся за священников и епископов, предписывая им правила поведения. Провинившихся церковников он карал нещадно: в 527 году двух уличенных в мужеложстве епископов по его приказу водили по Городу с отрезанными половыми органами в качестве напоминания священникам о необходимости благочестия: «…император жестоко наказал Исайю, епископа Родосского, и Александра, епископа Диоспольского во Фракии, обвиненных в мужеложстве, именно: низложивши их, велел отсечь им детородные уды, водить по городу и кричать глашатаю: „Вы, епископы, не бесчестите своего сана!“ Кроме того, издал строгие законы против распутных, из коих многие были казнены»[211].