Юстиниан

Отношение самого Юстиниана к праву вполне соответствовало его идее о том, что избранный народом в соответствии с Божественной волей император являет собой олицетворение государства. Высказывания Юстиниана на этот счет говорят сами за себя: «Если какой-либо вопрос покажется сомнительным, пусть о нем доложат императору, дабы он разрешил таковой своей самодержавной властью, которой одной лишь принадлежит право истолкования Закона»; «сами создатели права сказали, что воля монарха имеет силу закона»; «Бог подчинил императору самые законы, посылая его людям как одушевленный Закон»[273]. Впрочем, точно так же находилось место и совершенно иным установкам: «Если бы и царский закон[274] освобождал императора от установлений права, то даже и тогда ничто не является так исключительно присущим власти императора, как жизнь по законам»[275]. Сохранил император в своем Кодексе и соответствующее высказывание предшественников, Феодосия II и Валентиниана III: «Прилично величию правящего открыто объявить своей основой связанность себя законами; уважение нас именно от уважения права получает вес. И в самом деле выше императорской власти есть подчинение императора законам»[276]. Византийцы воспринимали эту причудливую смесь идей как то, что облеченные в форму законов конституции императоров становились одним из источников норм права (в VI веке — основным), а вовсе не как дозволение императору творить всё, что ему вздумается! В полном соответствии с этой доктриной при составлении Дигест и Кодекса эксцерпты из юридических трудов и даже цитаты из древних законов подправлялись в угоду потребностям нового времени. И по сей день историки права разбираются в том, где в Дигестах оригинальный текст корифеев юридической науки II века Ульпиана или Модестина, а где — редактура Трибониана и его коллег. Или находят много любопытного, сличая вариант закона о рабах из «Кодекса Феодосия» с таким же законом из «Кодекса Юстиниана», где те же самые нормы, ссылка на ту же императорскую конституцию — но уже о колонах! Понятное дело, с точки зрения сегодняшней Юстиниан и его юристы занимались подделкой документов — но вряд ли император испытывал по данному поводу угрызения совести. А что тут неправильного? Во-первых, во благо, а во-вторых, император — «одушевленный закон»!

Но как бы то ни было, василевс считал своим долгом призывать всех к уважению законов. Обращаясь в самом начале Институций к «любящему законы юношеству», он поучал: «Императорскому величеству подобает быть украшенным не только победными трофеями, но также вооруженным законами, дабы во всякое время — в военное и мирное могло надлежащим образом управляться и дабы римский император был победителем не только в сражениях с неприятелем, но также и гонителем, посредством законных путей, неправды недобросовестных людей; и явился бы, таким образом, и благочестивейшим блюстителем законов, и победителем над разбитыми врагами.

Обе эти цели мы достигли с Божьей помощью, благодаря неустанным трудам и заботливости. Воинские наши успехи знают приведенные под нашу власть варварские народы, — свидетельствуют о них и Африка, и другие бесчисленные провинции, снова подчинившиеся, после долгого промежутка времени, владычеству римлян и вошедшие в состав нашего государства благодаря победам, одержанным по воле небес. Все эти народы управляются законами, отчасти уже давно обнародованными, отчасти же вновь составленными.

И когда мы привели в удовлетворительную систему священные императорские постановления, бывшие дотоле разбросанными, то мы обратили наше внимание и на бесчисленные тома древней юриспруденции и с Божьей помощью выполнили труд сверх всякого ожидания, как если бы нам предстояло идти через пропасть»[277].