План у Алекса был простой. Новый ректор нуждался в сторонниках точно так же, как и старый, точно так же, как и все руководители, которым нужно опираться на наиболее сознательных подчиненных. Сам Алекс, в отличие от своего тестя и Павла Остаповича, ни к какому клану не принадлежал и вообще до поры до времени старался держаться от этой подковерной возни подальше, ибо незачем было. А сейчас время пришло. Если дать понять ректору, что на Бушмакина можно положиться и подкрепить свою вассальную клятву некоторым количеством приятно хрустящих бумажек, то дело будет сделано. Ректор не дурак, он должен понимать, что ему выгоднее опираться на умного и ответственного Бушмакина, чем на дуру Садокову или же на самовлюбленного павлина Машковского. И вообще, попытка – не пытка, нельзя сдаваться без борьбы, особенно, когда ставки настолько высоки. Сейчас у ректора с шефом не мир, а только временное перемирие. Раз уж они начали бодаться в открытую, то будут продолжать делать это до победного конца. Шансы шефа на победу, по мнению Алекса, были весьма скромными – не более тридцати процентов и то, при условии, что новым ректором будут недовольны в высших сферах. Без помощи сверху оппозиционные заведующие кафедрами ректора свалить не смогут. А вот он их сожрет, поодиночке, одного за другим. И когда придет черед дорогого Павла Остаповича, тогда у молодого профессора Бушмакина появится возможность стать заведующим кафедрой. Но для этого сначала нужно занять «стартовую позицию» – профессорскую должность. И получить ученое звание профессора, без которого на заведование обычно не сажают.
– Нет! Нет! – решительно отказал шеф. – Не могу! Не хочется нового бурления г…ен. Это же бесперспективно. Только лихо разбудим.
Профессорскую должность занял «варяг», пришедший с кафедры факультетской терапии. Он сразу же начал вести себя по-хозяйски, давая всем понять, что «примеривается» на заведывание кафедрой.
Алекс попробовал поговорить о своих перспективах с ректором, но разговора не получилось.
– Я, Александр Николаевич, привык делить людей на своих и чужих, – сказал ректор. – Вас я при всем желании «своим» назвать не могу, так что обсуждать нам с вами нечего. Да и работать вместе как-то не очень… Вы не находите?
– Нахожу, – ответил Алекс. – До отпуска я могу доработать?
Отпуск у него был запланирован на июль, а разговор происходил в апреле. Три месяца – большой срок, многое можно успеть сделать.
– Лучше не откладывать, – посоветовал ректор. – Так для всех будет лучше.
Алекс вышел в приемную и написал заявление об увольнении.
– Надо сначала подписать у заведующего кафедрой, – строго сказала грудастая длинноногая секретарша.
– Вам надо, вот вы и подписывайте! – отрезал Алекс.
На выходе из приемной он попробовал громко хлопнуть дверью, но тугой доводчик не позволил этого сделать. Тогда Алекс развернулся и пнул ни в чем не повинную дверь ногой.
– Ты с ума сошел! – ужаснулась жена, услышав безрадостную весть. – Не стоило вообще напрашиваться на разговор, зная в каких отношениях Медынин был с папой. Чуешь облом – не при напролом! И уж тем более не стоило увольняться так скоропалительно, в никуда. Как-то все это по-детски! Как все это глупо! Как неожиданно!
– Харе кудахтать! – оборвал Алекс, с несвойственной ему грубостью. – И так тошно.
Сделав очередной виток жизнь снова привела его к разбитому корыту. С одной стороны, он теперь не пешка, а довольно важная фигура – доктор наук с набором работ и опытом преподавательской работы. С другой стороны, важной фигуре и работа нужна соответствующая, в поликлинику на прием не сядешь. А хороших вакансий на примете не было. Поскольку дела на кафедре шли неплохо, Алекс не считал нужным оглядываться по сторонам и «забрасывать крючки» на другие кафедры.
На пике безнадёжья в голову пришла мысль о переезде в Иркутск. Самым страшным было то, что дважды доктор Бушмакин не отмахнулся от нее, а стал всерьез просчитывать свои иркутские перспективы.
Глава двадцатая. Фрагмент интервью заместителя министра здравоохранения Александра Бушмакина газете «Резоны и события»