Читаем Ювенилия Дюбуа полностью

Вы знали, что традиция наряжать ёлку пришла из Германии? И что Дед Мороз изначально был богом викингов из кельтских мифов? Да, этот добряк изначально хотел убивать, и ему в лес отправляли девственниц, которых он замораживал до смерти. Но не стоит переживать по этому поводу. Ведь Дед Мороз, как и хороший-плохой человек, с появлением сводов закона, появлением демократии, тоже переобулся. И теперь это самый добрый дедуля, что дарит подарки детям, честное слово.

А вот забава из другого раздела. Мне что-то на ум пришел Пётр 1. Человек, который вошел в историю, как гениальный правитель, но как насчёт того факта, что Пётр фанатично путешествовал по другим странам и всё у них заимствовал? Как насчёт того, что он из Европы брал всё, что ему понравится, а затем приживлял у нас? По сути, это человек, который уничтожал (хоть и скупую), но всё же культуру собственного народа, вот такой человек считается героем! Но что-то я отвлёкся.

Новый Год. Как много в этом словосочетании. Все с замиранием сердца ждут волшебные четыре нуля на циферблате своих часов думая, что жизнь сразу же начнёт налаживаться. Как говорится: в новый год со старыми долгами. УРА!

Вот уже как три абзаца я пытаюсь улизнуть от главной темы. Всё пытаюсь заговорить зубы, но сегодня я не так, чтобы в форме. Да, это точно. Вылез из душа и сразу сел чесать языком, но сил увиливать больше нет. Как это в кино называется, сломать четвёртую стену? Хороший приём, если грамотно воспользоваться, но я бы лучше назвал это «сломать шестую стену» по той причине, что наличие стен говорит нам о наличие пространства вокруг героя. И если одна из стен сломана (за которой и сидит зритель), то по логике есть ещё пол и потолок, которые выполняют всю ту же функцию стены, только в горизонтальной плоскости. Вот и мне (настало время) приходится в эту секунду сломать мою шестую стену и обратиться к читателю.

Привет, читатель, вот мы и встретились. Наше знакомство отнюдь не походит на эффектный вестерн. Скорее, это выглядит так, будто ты пришел навестить дальнего родственника в тюрьме. Передать там сладости к празднику (которые всё равно отнимут сокамерники, так как я достаточно щуплый), да и перекинуться парой ни к чему необязывающих фраз. И вот я сижу слегка побитый в тюремной робе. Ты не так чтобы разговорчив, тебе особо нечего сказать в данную минуту, но я сообщаю тебе, читатель, что хоть и данная художественная работа изначально планировалась (как следует из названия) писаться вплоть до последнего дня зимы, но вчера перед сном я вдруг понял, что увеличение размера данной работы только испортит её (хотя я бы не назвал её в целом интересной, так, больше разговорной на один раз).

Да, ты наблюдал мои немногие передвижения тела, чуть больше ты наблюдал передвижение моего ума, но приятные вещи могут очень быстро надоесть. И давай мы будем честны друг с другом и признаем тот факт, что ещё два раза по сто тридцать тысяч символов ты бы не выдержал. Я считаю, что месяца вполне достаточно. Ещё я считаю, что это оптимальный размер для такого формата повествования, ведь здесь нет ни перестрелок, ни разборок, ни величайших открытий.

Уже скоро будет поставлена последняя точка. Я закончу эту записку на чём-то хорошем, это уж точно. Слишком много плохого происходит в жизни, чтобы быть совсем уж идиотом, подливая масла в огонь. Сейчас мой щуплый окорок сидит на кухне. И всё время, что я писал эту вымышленную правду — я всегда сидел на кухне. Из окна открывается очень красивый вид. Мне не видна прилегающая дорога и ряды домов. Глазам моим предстаёт только вид на тысячи туловищ деревьев, что усыпаны белоснежным снегом, а ещё на чистое небо, необременённое облаками. С таким чудесным видом не грех предаваться человеческим слабостям, таким как хорошему настроению и лёгкой грусти. С этим кухонным окном связано ещё важное событие. Именно рядом с ним, в возрасте четырёх лет, я начал отчётливо помнить свою жизнь. Скажу даже больше, тогда, в новогодний день, двадцать два года назад, я впервые понял, что я — это я. Начал осознавать себя и всё, что было вокруг. Моя рука держала полицейскую машинку. После ступора, я вдруг понял, что слышу шум воды, доносящийся из включенного крана, а там стояла моя любимая мама, которая мыла посуду. Я подошел к зеркалу и очень долго изучал себя. Свою кудрявую копну светлых волос, свой нос картошкой, а ещё свитер ручной вязки. Только цвет запамятовал, но деталям свойственно мутировать, такова уж наша память. Несовершенная, постоянно замаливающая события по мере приобретения нового опыта и предпочтений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман