Ювенилия Дюбуа

Пожары. Дожди. Ветер, что опрокидывает дома, невидящий преград в искаженном пространстве. Он освобождает место под свои поля, выстраивая прежний порядок дорог. Нет больше этой наивности. Одни объединились, чтобы спасти юный разум. А тела этого самого разума объединились, чтобы спасти себя. Одна цель, но такие разные методы. Разные точки опор, но верно одно: все в большом выигрыше.

Вот орда тел. Сколько их? С десяток миллионов точно есть. Никто не считал. Целые блоки мускусных механизмов скрещены в разных позах между собой, образуя целые плиты, такие гигантские небоскрёбы. Груда мясного бетона после катастрофы. Вот они, избранный народ, что через муки получает благословение, но что видит Человек? Почему брови его начинают хмуриться? Он закрывает глаза и видит, что тела эти не едины. И не верой, а физической дисгармонией. Проблема снова в банальном, ведь эти несчастные умудрились разделить общий пласт тела высшего (земли нашей) на отдельные фрагменты — территории. И каждый обособился от ближнего, став называться разными бредовыми названиями. Страны — звучит так же убого, как и города, и области. Но на каждой границе остались стоять несчастные, ибо приказ начальства свыше (которое успело сформироваться в общую кучу) не разрешило покинуть свои посты, запретило умирать простому служащему. Приказ — есть приказ.

Человек принимает этот недочёт на свой личный счёт. Он раздосадован. Забыть про такую мелочь… ай! Одним рывком человек смывает возведённые границы, всех этих стражей, вручая посмертные ордена цветов. А ветер, услышав вежливую просьбу, начинает сгонять телесные небоскрёбы, да так стремительно, что никто ничего и не успевает сообразить. Происходит столкновение, где нет уже названий. Это больше не зовётся территорией, квартирой или коттеджем друзей. Теперь каждый называет это просто домом. От столкновения тела посыпались. Каждый начал хвататься в полёте за первую руку, первую спину, шею, уши, которые попадались ему. Не стоит скрывать, не все выжили после поднявшейся волны, но удержались многие. Теперь цвета кожи смешались, представ одним большим и красивым телом. Бразильцы, немцы, нигерийцы, китайцы, японцы, индонезийцы, русские, корейцы, американцы, белорусы, африканцы, нидерландцы — абсолютно все смешались между собой, потеряв уникальный облик, тем самым став чем-то большим.

Случилась небольшая неловкость, когда гам голосов смешался в общий и непонятный шум. Дисгармония появилась у дышащего организма. На этот раз Человек был готов. Он предвидел такой исход своих действий. Поэтому, волей своей, он стирает в головах у людей слова, понятия, делая их чистыми, мычащими и прозрачными. Он даёт им возможность создать новый общий язык, познав счастье общего, где каждый внесёт свою лепту. Но пока, в первое время, только глаза и абстрактные эмоции будут их языком до того самого момента, пока их общие усилия не создадут нечто универсальное.

Вот они, равноправные, голодные и голые, борются за себя, не обижая свой дом. Теперь они говорят с природой мычащим шепотом, гладя каждую травинку, нюхая каждый кустик. Группами они молятся, бубня в небо свою любовь. И так повторяется долго, систематично и во всю диафрагму. Люди познают общий быт, общий язык и общие сложности, становясь постепенно теми, кто может заслужить драгоценную секунду рая.

18

Человек стоит на горе. Его глаза так и не открывались. Десятилетие? Два? Три? Только уши и кожа чувствовали содеянное. Сотворённое. Перерождённое. Человек и не заметил сразу, что и он претерпел значительные изменения.

Здесь, на этой новой горе, на старой земле, под натиском собственных мыслей, он изменил и свою природу. Эволюционировал. Теперь рот его полностью стал немым, кожа покрылась чешуйчатой фактурой, а длинный раздвоенный язык сам по себе совершает незамысловатые поступательные движения, словно пробуя пространство на вкус. Словно внедряя маленькое жало. Человек больше не походит на своё имя, ведь и форма туловища сильно изменилась. И хоть кисти со ступнями остались вместе с коленями и ногтями, но позвоночник и таз деформировались. Теперь Человек больше походил на варана, но этот факт не особо его огорчал. Какой смысл расстраиваться, если тело его, Человека, вся его многообразность и сложность, не представляет ценности в плане мыслей свершения.

Человек решает сделать эгоистичный шаг. Он решает оставить себе это имя, хоть и не соответствует оно ему внешне, но Человеку хочется думать, что духовно он ещё тот, кем был не так-то и давно. Теперь-то он понимает, что стал частью собственного вымысла; частью того, что люди породили сами. Грехом, искуплением, агонией, надеждой, твёрдостью выбора, мучителем, но избавителем. Так Человек впервые чувствует забытый каркас в области своей груди, что может это и не металлические путы сжимают его сердце, а остатки человеческого пытаются достучаться до него, дав надежду на возврат к живым.