Читаем Ювенилия Дюбуа полностью

Руками туда-сюда, головой хоп-хоп. Поясницу тянет. Колени плачут горькими слезами, а я их уничтожаю приседаниями. Заткнулись бл! Вот так.

Хрустит машина, но уже не так трагично. Хотя бы шею не тянет.

Куртку на тело. Шапку на голову. Ботинки на стопы. Ни в коем случае не путать последовательность. А затем, как прихорошился, бегом на улицу.

Сигарета в зубах. Вот так паровоз. Гребу ногами снег, я трактор. Очередной день без романтики и рутины. Круг — два километра. Ещё в сторону хрясь-хрясь, три. Хорошая разминка.

Родные расчихались, расперделись. Эпидемия всё-таки, а я такой ранимый. Сам лично создателя не видел, но через чужую силу убеждения связался с ним. Предложил обменять свои остатки сил на благополучие любимых. Молчит всевышний, но чувствую, как заболеваю. Контракт подписан. Продал душу раю. Остаётся ждать выздоровления семейства.

А если вдруг что; если случится страшное. Если меня обманул дядька, то найду его главного конкурента. Отыщу этот зеркальный бренд. Вот бизнесменов развелось! Продам что-нибудь ещё ценное, может коллекцию поэтов. А на выторгованное выкуплю свою душу. Просто не хочу, когда придёт время, раствориться в обмане, став его частью.

8


Творчество порождает в теле силу и желание. Это первый этап невинности. Дальше — интересней.

Опыт отсутствия беспристрастных денег рождают в поэте отчаяние. Мать не научила мальчика противостоять невзгодам. А отец, под угрозой расстрела, не стал учить чадо охоте голыми руками.

Вседозволенность. О-м. Джин. Расслабляющие вещи стали учителями юности. Достаток — ещё один вредитель. Чужой карман внушает уверенность, плодя бессилие, чтобы взрослая реальность перерезала глотку. Да ещё так медленно, с издёвкой. Деформированный гомункул поначалу верещит, а как свыкнется, переходит на тихий плачь.

Естественные процессы пугают. Чужое старение. Собственная немощность. Как же всё кажется несправедливым. А рты вокруг, с телика и дворов, всё кудахчут в пространство благую чушь. Эту величайшую ложь, но в контексте, разумеется.

Как же смешно (думает поэт) будет их удивление, когда несчастные не получат желаемого. Растушеванная радуга частиц, растворяющаяся в пространстве. Словно волны вай-фая, только без конечного приёмника.

Да. После гниения ваши мозги улетучатся в кругосветное путешествие. Повидаете тогда и пирамиды, и Эйфелевою башню, а в придачу потеряете предрассудки.

9


По лесу, ух-ух!

Пробегаю под натиском, топ-топ!

Сумасшедшей проседью,

поросший густым волосом,

ищу спасение от чужих идей.


Под ногами в земле труп лошади

Бодлера,

только с каретой на манер современности.

Ускользнуть, притвориться деревом,

но не дорос ещё!


Маленький живой труп, под тромбон,

да с криками, мальчик –

своеобразно идеализированный,

иуда, затёртый внешними идеями.

Он хочет избежать расстрела, но пуля

предательски быстрее.

10


Рациональный манекен человека

рисует себя через круг.

Инструкция жалкого идиота

заставляет портрет смотреться мёртвым,

искаженным,

растёртым,

ущемлённым заботой.

Другой же человек просто изучает контур.

11


Комната пять на три,

вырванные из контекста обои.

Привет!

Мне почти двадцать лет,

и я застрял в своей детской комнате.


Подушки-игрушки,

под диваном резиновая вагина.

Подростковый утренник. Обед.

Я так не хочу быть никчёмным,

но я такой есть.


(даже хуже)


Жалость к себе

с уже почти принятием,

каждый день торги за слабость.


Дайте грязи мне, всё достало.


Просто пошел не туда,

не с теми выпил,

с иными зачем-то начал говорить.

С ошибкой вместе настрочили текста,

а что теперь? Когда сам ты голоден.

С мечтою можно жить, но не с собою.

12


Просыпаться не бабочкой, а жуком-рогоносцем или как там их? Которые ещё свой кал в шарик огромный скатывают, а после все из себя довольные.

Много вонючих куч, это точно. Вон Сеня «Стоик», так с головой и зарылся в свой навоз. Бау-бац! И долой башка, хотя, когда тебя размазывает железный червь под землёй-матушкой, там уж не только голова, всё тело вжух!

Есть у меня на счёт этого представление, кстати. Я видел мёртвых людей вживую, но они были уже готовенькие, да и не так масштабно. Зато тараканов дома — тьма. Как-то однажды захожу в комнату, а там нечто. Огромная такая хрень, просто ну очень мерзкая. А я ещё без очков, но всё равно по факту почти вывернуло наизнанку.

Подхожу ближе, а это две взрослые особи висят жопа к жопе, образуя одно вытянутое тельце. Ебутся они короче так.

Тут я прослезился, но башмаком незамедлительно шлёпнул. Возлюбленные не успели ничего понять, мне так думается. Предсмертный оргазм. Два этих тельца так и остались на стене сломанными, став при этом не толще листа бумаги, а их органы смешались между собой уже намертво.

Хороший романтизм, но без контекста выглядит довольно мерзко. Вот и судьба Сени очень схожа; лирична так и печальна, но если бы я лично увидел его акробатику, то вырвал бы однозначно.

13


Кориандр, тебя нюхают только после обработки.

Тексты мои не читают и в свежем виде.

Как далеки мы с тобой,

но одновременно так похожи.

Нашу природную форму избегают не понарошку.


Что нужно человеку? Испуганному такому;

с соплями и слезами наперевес.

Уж точно не Рембо, Савицкая и Хорват,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман