Южное седло

В 11.30 появился Чарлз с двумя шерпами, усталые, однако с хорошим самочувствием. Джордж Лоу был занят подготовкой ко второй заброске, ибо из моих вчерашних ответов следовало, что необходимо забросить по крайней мере ещё пять грузов, особенно если восходителям не придется тащить тяжелые ноши Чарлза и Тома. Да Тенсинг и Чангью, местный житель, уже вышли вверх в это утро в 5 часов. К 2 часам дня, к нашему изумлению, они уже вернулись из лагеря VII, тем самым покрыв позором сагибов с их кислородом. Это был удивительный подвиг, если не сенсация для газеты. Они облегчили вторую заброску. Но когда же будет эта заброска и когда второй штурм? По первоначальному плану Джона промежуток между двумя попытками должен был быть только 24 часа. Однако Эд, проводящий день в «эверестской позе», считал, что ему необходимо отдохнуть подольше. Кроме того, двадцать четыре часа — слишком короткий промежуток, чтобы шерпы, достигшие Южного Седла, могли прийти в себя. Но после двух дней, сказал Тенсинг, они, безусловно, выйдут. Эти вопросы служили темой оживленной дискуссии.

В 4.30, после чая, я отправился один в лагерь V за пожитками и чтобы проверить наконечник кислородного аппарата для Джорджа Лоу. Впервые мне пришлось выходить в высокогорье в одиночку, и я уже заранее предвкушал свои впечатления. Побыть некоторое время одному было для меня почти физической потребностью, ибо тогда воображаемые призраки гор как будто разговаривали со мной, что они не могут делать, когда другой, пусть даже симпатичный, человек при этом присутствует и нарушает контакт. Одиночество расширяет нервную индивидуальность, повышает восприимчивость. Страх становится более острым, а также сознание, что ты являешься частью этих гор, а через них частью природы. В горах я не боюсь встречи с призраками, хотя часто подвержен страху в полуночном лесу или в городе.

На сей раз бояться было нечего. Дорога была ровная, трещины хорошо заметные. Дважды я останавливался, чтобы перевести дыхание и полюбоваться серебристыми лезвиями льда в бронзовой оправе скал Нупцзе. Достигнув лагеря, посмотрел на часы: только сорок семь с половиной минут; время улучшено на десять с лишним минут по сравнению с прошлым разом. Может быть, действительно целесообразно останавливаться и любоваться в Дами, когда у тебя такое самочувствие?

Отрегулировав наконечник аппарата, я повернул назад. Одной из целей моего похода было посещение могилы Мингма Дорьи, чудесного шерпа, погибшего прошлой осенью, во время швейцарской экспедиции, и похороненного на морене, справа по ходу при спуске. Я свернул в сторону и легко нашел нужное место — памятник, сложенный из камней, метра два в длину и больше метра в высоту. Один из каменных осколков укреплен вертикально. У меня нет ни надежд, ни тревог о судьбе моего тела после смерти, но, стоя у могилы Мингмы, я сказал себе, что мне хотелось бы покоиться здесь, где взор мгновенно переходит от маленького каменного сооружения к 2,5-километровому отвесу Эвереста и выше — к его вершине, где единственными моими товарищами были бы туман, снежные хлопья и галки.

Возвратившись к своим следам, я ощутил то необъяснимое счастье, которое приносит закат солнца в горах. «Домашнее» — определение, неправильно применяемое для величественного окружения, однако человеческое существо, находясь в такой обстановке, действительно чувствует на короткий миг домашний уют. Внизу, в долине, зашедшее на солнце облако набросило тусклое покрывало тени на ровный снег. Однако маленький серак смежного бокового ледника каким-то образом поймал заблудившийся луч и не хотел его отпускать. На некоторое время я был частью окружающей Стены, был подобно Лесли Стэфену «одушевленной вершиной горы». Но подобно ему я должен был вернуться. «Все на земле житейское, ибо замерзающие пальцы и обжигаемые снегом носы живо нам напоминают, что мы не стали бессмертными».

После ужина вечер вплоть до сна наполнен обычной беседой. В эту ночь мы думали о том, как высоко расположенным казался нам в апреле лагерь II, установленный «прямо вверху», в складке ледопада. А лагерь III был настоящей вершиной, на которой было опасно задерживаться слишком долго, так как можно было потерять сон и аппетит. Теперь же сам лагерь IV, как базовый, казался домашним и уютным; мы ели, как великаны, и спали, как сурки. Шерпы настояли на том, чтобы забросить окончательно лагерь II, предпочитая совершать переходы сразу в лагерь III.