Южнорусское Овчарово

Макс постоял на пороге в маленькую комнату, потом шагнул было в темную большую, где был шкаф, но передумал, развернулся и отправился во двор, в машину, спать. Умостившись на отодвинутом и откинутом переднем пассажирском сиденье – ноги в руль – прислушивался к ощущениям: тоскливо ли? горько ли? одиноко? – и слабо удивлялся, что вместо всего этого, ожидаемого, почти запланированного, чувствует только покой. И – пока не очень громко – голод. Но еды ни в одной из четырех башен не было, в бардачке «лансера» могло заваляться какое-нибудь печенье, но не завалялось – да и черт с ним, и без печенья сойдет.

Проснулся внезапно. Ночь еще не кончилась. Его разбудил голос, сказавший доброжелательно, но твердо: «Завтра тоже спи тут». Было ясно, что голос приснился – так иногда бывает, когда просыпаешься вдруг от сказанной кем-то фразы, и этот кто-то – персонаж из сна, сюжет которого никогда не извлечь оттуда, где он остался. Несмотря на эту очевидность, Макс приподнялся на локте и сквозь стекла машины оглядел двор. Двор был пуст. Посмотрел в боковое зеркало – тьма, заросли сорняков тенью вокруг багажника; никого. Попытался уснуть опять, но не получалось. Достал телефон, глянул время: пять утра. Вот-вот будет светать. Где-то вдали, а потом ближе, прокукарекали петухи. Можно было выходить на рыбалку. Если б Макса хотя бы чуть-чуть интересовала рыбалка, он бы, может, на нее и вышел сейчас, зевая и ежась – как в детстве, когда дед поднимал его затемно и тащил с собой на лагуну; дед не спрашивал, нравится ли Максу рыбалка – в его, дедовом, мире все мальчишки должны умирать от счастья, когда им дарят удочки и берут с собой рыбачить.

Как уснул второй раз, Макс не заметил.

Проснулся от духоты – солнце было уже совсем высоко, часы на телефоне показывали без четверти девять, хотелось пить, есть и в туалет. Или в обратной последовательности, не важно: главное – быстро. И как-то уже надо устраиваться с вещами и вообще – лампочки заменить в комнатах, или посмотреть, что там с проводкой.

День прошел в деловитой суете. Съездил в продуктовый магазин, привез сухомятки, упаковку пива, лампочки и удивительное количество разной бытовой химии, позабавившее его, когда выгружал покупки на кухонный стол. Вымыл пол и окна, наладил освещение в комнатах, еще раз съездил в магазин и купил подушку, одеяло, два комплекта постельного белья и четыре квадратных метра ортопедического матраса – тот был единственный в «Антонии» и занимал собой треть магазина. Макс вез его домой на крыше «лансера», опасаясь, что взлетят все трое – матрас, прикрепленный к нему «лансер» и он сам, не успев покинуть машину при взлете, – а потом долго корячился, затаскивая махину в дом: матрас не гнулся и плохо вписывался во внутренние повороты жилища. Кое-как протолкнул в комнату, которую уже называл про себя «шкафной»: при бабке она именовалась «залом», но теперь из мебели в ней были только старый шкаф и новенький в кремовый цветочек матрас 2 × 2, теряющийся, тем не менее, в сравнении со шкафом, монументальным, трехстворчатым, важным и аскетичным, как Мюнстерский собор.

В третий раз за день съездил в магазин уже перед закрытием: купил удлинитель и настольную лампу. Соорудил возле матраса офис из настольной лампы и ноутбука – посмотрел на уют и решил, что это хорошо. Шкаф им. св. Павла, мягко подсвеченный с пола, возвышался над ним и довлел.

До ночи еще оставались и время, и некоторые силы. Макс включил верхний свет, подошел к шкафу, прикинул, имеет ли смысл разбирать и выносить его прямо сейчас или отложить на завтра – и решил отложить. Поужинал. Посмотрел какой-то детектив. Совсем уже было собравшись укладываться спать, вдруг вспомнил: «Завтра тоже спи тут». И, с сожалением поглядев на прекрасную постель свою, отправился в машину.

В час, когда кричат петухи, а любители утренней рыбалки выходят из дому, Макс проснулся от фразы: «А им все похуй, понимаешь, да?» Сон не сразу отпустил его, вокруг фразы мгновенно образовался какой-то вполне осмысленный, но еще неплотный сюжет – внутри этого сюжета все было очень логично, хоть и досадно от того, что им все похуй; Макс кивнул, соглашаясь в этом сне с собеседником – мол, конечно, понимаю, – и проснулся, не успев вытащить фабулу, которая распалась, растворилась в воздухе от кивка, оставив после себя лишь фразу про каких-то неведомых «их».