Южный горизонт (повести и рассказы)

— Хочу с тобой посоветоваться, Таке. Завтра собираюсь на Ащы-кудык. Клевер сеять. Дело для меня новое, но раз баскарма приказал — ничего не поделаешь. Надо освоить, говорит, гектаров тридцать целины. Скажи: как трудодни начисляться будут? Как на бахче или по-другому?

Для Таутана это было неожиданностью. Ну, Сейтназар, погоди… Он, Таутан, член правления и главный бухгалтер, не знает, что творится в колхозе! Вот дожил, а?! О намерении вспахать нетронутый надел возле Ащы-кудыка он слышал. Но о том, кого собираются туда послать, председатель ни единым словом не обмолвился. Втихомолку, значит, орудует сынок дамуллы. Дай ему волю — колхоз в свою вотчину превратит. Что ж, учтем! Придет срок — Мангазин тебе за это сполна выдаст.

— Клевер сеять, говоришь? — Таутан насмешливо покосился на зятя. — Ну, и какая у тебя должность?

— Какая может быть должность? Звеньевой…

— Ты — звеньевой? Кавалер ордена Трудового Красного Знамени, прославленный на всю республику мираб, деятель, можно сказать, и вдруг — звеньевой?! С утра до поздней ночи околачиваться в знойной степи, не есть, не пить, покрикивать на пять-шесть баб… полно, зятек… разве это твой удел?! Пойми, это же откровенное издевательство над тобой!

— Как это?

— Тьфу! Еще спрашивает! Да ты что, цены себе не знаешь?! — Таутан в раздражении отшвырнул подушку к стенке. — Ну, подумай, дурья башка: кто ты и кто Сейтназар? Да по сравнению с тобой Сейтназар это… это, чепуха, мелочь, козявка, о которой и говорить-то не стоит! Да что там Сейтназар — я, главбух, как никто знающий свое дело, и то рядом с тобой — ничто! Но ты мой зять и потому душа болит. Понял?.. Такого знатного человека, как ты, выпроводить в Ащы-кудык, на край света — это, дорогой, более, чем издевательство. Это вроде бы высылки. В старину, в царское время, правители таким образом избавлялись от неугодных соперников. Да, да… Верь, не верь, а Сейтназар, пользуясь твоим иростодуши-ем, хочет тебя держать подальше. Ты растущий кадр, сын бедного скотовода, а не дамуллы, как некоторые там… и ты можешь руководить колхозом, а тебе суют в руки старый, ржавый кетмень. Где ж тут справедливость, спрашиваю я тебя?!

Бекбаул смущенно улыбнулся.

— А что я буду делать… если не клевер сеять?

— Другой работы, что ли, нет?! Недавно Сейтназар снял бригадира отделения Кара-Унгир. Оказывается, колхозное добро себе присваивал. Пожалуйста, место свободно. Вполне подходит для сына Альмухана. И я, между нами говоря, не раз намекал на это председателю. Так почему он от тебя отмахивается? Ведь на строительстве ты доказал, на что способен. И работать, и людьми руководить. Читать-писать умеешь, в политике разбираешься. Ну, что еще надо? Где он еще лучшего бригадира найдет?!

— Э, да ладно! Не хочет — пусть подавится! Не был бригадиром — и не надо. С голоду не подохну!

— Так-то оно так. Но ты же джигит! И должен постоять за свою честь. Или… может, ты председателя боишься?

— Это еще почему?

— Не знаю. Может, причина есть? Слышал я, бабы шушукаются… будто с Нурией, что ли, снюхался… А, зятек? Может, оскорбленный муж пытается этаким образом отомстить удачливому сопернику? Хе-хе-хе…

Бекбаул нахмурил брови, закусил губу, растерянно замолчал. Таутан, игриво прикрыв ладошкой рот, похихикивал… Он был доволен, что так ловко задел зятя за самое больное место.

IX

Сейтназар, поскребывая подбородок, мрачно задумался. На розоватой плеши между редкими, зачесанными назад волосами выступил мелкий пот. Видно, давно не брился председатель: щеки были обметаны рыжеватой щетиной. От бессонницы маленькие серые глазки слезились, веки воспалились, лицо осунулось.