Многие колхозы уже покончили со страдой, и колхозники, разогнув спины, отдыхали. С честью управились ныне и джигиты аула Байсун. Все овощи и фрукты собрали вовремя, не позволили гнить на станах и складах, в сохранности сдали государству. Доходы были немалые. На трудодни никто не обижался. И лишь годами пустовавшие земли Ащы-кудыка так и не успели засеять клевером, но баскарма приструнил кого надо и наметил меры на будущий год.
Сейтназар был в хорошем настроении. Жена после долгих ожиданий и волнений родила ему крепенького, чернявого сынишку. Осторожно покачивая его на коленях, он с удивление разглядывал сына, хмыкал: "Эй, жена, на кого этот чертенок похож?!" Нурия презрительно шлепала губами. "Еще спрашивает! Он как две капли воды похож на моего дядю-караванщика, погибшего в пустыне. В родню, значит, наш парень удался…" Сейтназар вроде бы никогда не слыхал о дяде жены, в безлюдной пустыне нашедшего свою смерть. Ну, что ж… был так был, погиб так погиб. Ничего страшного, если сын похож на родню жены. Дай ему бог только здоровья и долгих лет жизни. Не зря, видать, жена по курортам ездила. Вон как раздобрела и похорошела! В честь сына Сейтназар провел шумный той. Даже в район съездил за разрешением. Хотел было председатель провести пир, соблюдая все добрые дедовские обычаи — с кокпаром, байгой, борьбой силачей-балуанов, но парторг стал отговаривать: "Выкинь вздор из головы! Погулял три дня — хватит. А кокпар, байга в наши дни расцениваются, как политическая близорукость, как возрождение вредных пережитков прошлого. Понял?" Парторг и председатель были ровесниками и приятелями. Между ними очень редко возникали недоразумения. Но на этот раз Сейтназар не хотел соглашаться с доводами парторга. "Ай, оставь! Не пугай. Какое отношение к политике имеет кокпар и байга?! Лишь бы никто не убился. Район разрешил, жена моя не каждый день сыновей рожает, так что не мешай, дорогой, не скупись…" Парторг сомнения свои скрывать не стал. "Да пойми: я лично разве против? По мне хоть десять дней тягай кокпар. А потом — что? Ведь с меня, с парторга, спрос. Думаешь, такие "бдительные", как Мангазин, не станут пакостить? Думаешь, промолчат? Ого!.."
Сейтназар задумался. Сколько лет работают они бок о бок в одном колхозе, но еще не бывало, чтобы сын Мангазы говорил: "хорошо" или "добро". Он видел только плохое, только недостатки. А этих недостатков, недочетов — хоть отбавляй. Их нужно видеть, раскрывать, с ними нужно бороться. Но разоблачать зло и зло-радничать — разные вещи. А Мангазина недостатки эти почему-то не огорчают, а радуют. Сейтназар считал, что беда бухгалтера в его сварливом, неуживчивом характере. После долгих раздумий председатель, скрепя сердце, отказался и от кокпара, и от байги. И без того, кажется, достаточно шумно отметили рождение смуглого бутуза.
Недавно Сейтназар повздорил с главбухом. Пришли колхозники с жалобой. Налоги, дескать, платим исправно, на заем подписываемся, а облигации до последней копейки прикарманивает себе Таутан. Председатель обещал все выяснить и, едва проводив колхозников, вызвал бухгалтера.
— Почему не раздаешь вовремя заем?! — начал он, выкатив слезящиеся глаза. — Отвечай! Почему и такими мелочами должен заниматься я?! Или, по-твоему, других дел в колхозе нет?
Таутан, по-видимому, не ожидал такого натиска. Заикаться начал:
— Ка… ка… какой еще заем?
— Финагент ведь, оказывается, заем тебе передает… Ему, что, самому лень раздавать?
— Кому… лень? А, финагенту? Наверно, некогда, раз поручил раздавать мне…
— Пусть он поручает хоть последней собаке. Мне один черт. Но чего ты… тянешь? Где заем? Почему у себя хранишь? Или солить хочешь, коптить и втихомолку съесть, а?!
Когда председатель наскакивал с таким пылом, Таутан невольно съеживался, опускал глаза, бормотал что-то невнятное, точно провинившийся школьник.
— Что делать?.. Запурхался с делами… не успел…
— Какие дела? Камни, что ли, ворочаешь?! Или устаешь на счетах щелкать?! Я вот весь день на ногах, а вроде терплю, не жалуюсь. Привыкли скулить, зады в тепле греть, бездельники! Лоботрясы!!
— Вы ошибаетесь, — возразил вдруг бухгалтер. Он сидел, как в воду опущенный, не зная, как выкрутиться, но теперь встрепенулся, будто сбросил с плеч непомерную тяжесть. — Учет — основа социалистической экономики, так сказать. Без учета социализма не построишь. А вы позволяете себе выражаться небрежно, неуважи…
— Эй, я это знаю не хуже тебя! Не выкручивайся!. Себе оставь тары-бары! Чтоб завтра роздал людям весь заем. Понял? И чтоб об этом не было больше разговоров!
— Ладно… хорошо… — еле выдавил из себя Таутан.