…Давно это было. В лунную летнюю ночь. Убедившись, что ушли от погони, они натянули поводья, перевели взмыленных коней на шаг. Слева гигантским серебряным подносом поблескивала зеркальная гладь озера. Ночь была полна таинственных звуков. В траве без умолку стрекотали степные сверчки, с озера доносилось любовное пение лягушек, радостно и торжествующе пели полевые цикады. Небо широко раскинуло свой чистый купол, густо усеянный яркими, мерцающими, перемигивающимися звездами. Полнолицая красавица-луна щедро поливала землю молочно-белым светом. И к этому свету рвалась, торжествуя и ликуя, девичья душа, будто там она увидела свое счастье.
Впереди, за оврагом, нетерпеливо ждет желанный, любимый Бекбол. Она впервые увидела его, невысокого смуглого табунщика из рода Найман, прошлым летом на джайляу "Мынбулак" во время игр у качели. С ним был тогда и этот Агабек, услужливый нарочный бая, его "тяни-толкай". Бекбол и Агабек поклялись друг другу в вечной дружбе. Весь год после той встречи Жанель жила словно между сном и явью. Отец ее, известный богач и выборный родовой судья, бай Жузбай, бий Жузбай, как говорили в аулах, разумеется, ни за что бы не отдал родную дочь безродному, голоштанному бедняку. Старого бия едва не хватил удар, когда он узнал о сердечном влечении дочери. Встретиться влюбленным было не легче, чем пройти грешникам в аду по волоску. Выручил их бывалый, отчаянный Агабек…
И вот нынешней ночью вырвалась-таки Жанель из отцовской юрты, навсегда покинула родной аул. Покинула без сожаления, без грусти. Мысль о том, что скоро она увидит, обнимет своего Бекбола, наполняет ее сердце радостью и счастьем. А там, позади, остались посрамленные, униженные отец и мать, братья и родичи, которые растили, кормили, лелеяли ее восемнадцать лет.
Жанель не была сказочной красавицей, однако по шаловливой, избалованной дочери богача Жузбая сохли сердца многих щеголей в округе. Она, бывало, дни просиживала у круглого зеркала, разглядывая свои длинные, волнистые волосы, блестящие, большие глаза, небольшой, аккуратный носик, пухлые, сочные губы. Особенно привлекательны были румяные, словно кровь на снегу, щечки, гладкая, нежная, как хлопок, шея, упруго вздымавшиеся под платьем острые девичьи груди. (Нынешняя Жанель, прожившая добрую половину четвертого десятка, — лишь подобие, тень той, не знавшей забот и горя байской шалуньи.)
Каков же он, ее суженый, ее будущий супруг? Красавец? Умница? Или батыр небывалый? Бекбол, избранник ее сердца, не был ни тем, ни другим, ни третьим. Красивым, умным, храбрым представлял ей его Агабек. На самом же деле это был самый что ни на есть беспомощный, забитый тихоня, из тех, что и муху не обидят. Перед ловким, удалым ухарем Агабеком он сильно проигрывал, отставал, как говорят, на целое кочевье. Иногда взлелеянный в мечтах любимый мерещился в глазах Жанель в образе Агабека…
И теперь Агабек вырвал ее из тенет слежки и подозрений. Какой джигит! Истинный, верный друг! Ради них, ее и Бекбола, не раздумывая, пошел на риск…
Ехали рядом, стремя в стремя. Возбужденная ночным побегом, благодарная смелому джигиту, она слегка склонилась к нему с седла, прижалась плечом. В ответ он сильной рукой обхватил, обнял ее за талию.
— Спешимся. Дадим коням передышку. А то при виде запаленных коней у любого подозрения возникнут, — натянул поводья Агабек.
Что ж… И то верно.
Спешились, спутали коней, опустились на высокую, по пояс, зеленую траву. Жанель еще дома переоделась во все мужское. Теперь ей стало жарко, душно. Она сняла круглую шапку из выдры, расстегнула шелковый ча-пан и, упав навзничь, с наслаждением вытянулась на мягкой, душистой траве. Сейчас, в эту. лунную ночь, она показалась Агабеку сказочной феей. Он невольно притянул ее к себе. Маленькие, острые глазки странно блеснули, потом посмотрели на нее с мольбой. Она рванулась, пытаясь высвободиться, но тот с мрачной решимостью подмял ее, нетерпеливо зашарил руками. Она еще раз попыталась вырваться, но неизведанное, хмельное чувство овладело ею. Слабея, она подумала: "Ну, и пусть… Друг ведь… Господи, да что же это я?!" На мгновение все вокруг исчезло: и добродушно сияющая луна, и подмигивающие звезды, и стрекот кузнечиков в ночной степи, и слезами исходившая там, в ауле, мать, и ее избранник, Бекбол, ожидавший ее в нетерпении за оврагом. Ей почудилось, будто она проваливается в бездну…
Кони навострили уши, замерли, укоризненно покосились на них.
…Первым, что она увидела, распахнув мокрые от слез ресницы, было звездное небо. Прямо над ее головой сорвалась и стремительно упала яркая звездочка…
Только тут она очнулась, вздрогнула, быстро вскочила. Агабек был возле лошадей. Шатаясь, подошла она к нему, повисла на шее.
— Боже, что я наделала?! Как я теперь покажусь Бекболу?!
Агабек, подтягивая подпругу, презрительно цокнул и отвернулся.
— Нашла, кого бояться. Этот раззява ничего и не заметит.
Жанель возмущенно уставилась на его жирный затылок.
— Да как ты смеешь?!