Южный горизонт (повести и рассказы)

— Так что же, ветром около двух тысяч рублей унесло? Может, так и акт составим?

— Акт-макт… Не знаю! Ведомости составлял бухгалтер, ему видней…

Все это время главбух не вмешивался в разговор, прислушивался, выжидал, но теперь вдруг побагровел весь, точно ему сдавили глотку.

— Эй, Дуйсеков! Брось юлить! Не выйдет! Нечего валить с больной головы на здоровую, не то…

— А ты-то чего въерепенился? — Управляющий ощетинился, потемнел лицом. — Вы тут, вижу, уже успели снюхаться, а?! Но невинного вам очернить не удастся!

— Это ты, что ли, невинный? — вскинулся главбух.

— Я. А что?

— Ну, учудил! А я-то тебя, Мадибек, за порядочного человека принимал… Ладно, нечего тут глотку драть. Разберемся!

Разгневанный Дуйсеков, яростно стуча каблуками, рванулся к выходу, но хлопнуть дверью все-таки не решился. Главбух застыл, разинув рот. Каугабаев уткнулся в бумаги. Ревизия продолжалась.

* * *

Из райсельхозуправления Баймен вышел расстроенный. Разговор с заместителем начальника управления совсем сбил его с толку.

— Вы, я слышал, раскрыли какие-то нарушения в совхозе "Красный караван". — Заместитель задумчиво погладил подбородок с редкой растительностью. — Разумеется, никто не вправе осуждать вас за это. Наоборот. Беспощадно и постоянно бороться с расточителями, очковтирателями и хапугами — наш священный долг, не так ли? За бдительность и непримиримость вас следует только благодарить. Да-а-а… И все же, Баеке… все же не следует, я думаю, иногда быть чересчур придирчивым и мелочным. Ведь мы не только караем, а прежде всего воспитываем. Так? Говорят же: "И мудрец, бывает, ошибается; конь о четырех ногах и тот спотыкается". Если мы не поддержим оступившегося, не выведем на путь истины заблудившегося, то к чему все эти разговоры о гуманности, о душевной широте и добрых дедовских традициях? По-моему, Баеке, к Дуйсекову из "Красного каравана" следует подходить именно с таких позиций. Скажу откровенно: с этим товарищем меня ничто не связывает, он мне, как говорится, ни сват, ни брат. Я его знаю лишь как руководителя крупного хозяйства. Человек он деловой, энергичный, и за это мы его уважаем. Если за ним и числятся какие-то грешки, то давайте сообща поможем ему их исправить.

Заместитель казался человеком умным, рассудительным. И речи были разумные, возразить невозможно. Однако Баймен чувствовал, что за вкрадчивыми словами скрывалось откровенное желание отстоять, защитить преступника, прикрыть его неблаговидные дела. С этим ревизор не мог согласиться, но и спорить с большим начальником, если даже он и моложе годами, неудобно.

— Помогать-то, конечно, надо… Но беда в том, что этот Дуйсеков совсем не похож на того, кто оступился случайно, по недомыслию… Боюсь, он закоренелый, опытный хапуга…

— Мы, Баеке, очень часто неверно судим о людях и ошибаемся. По-моему, Дуйсекова можно исправить.

— Каким же образом?

— Первым долгом пусть до копейки возвратит все, что он себе незаконно прикарманил. Потом надо его пропесочить на совхозном собрании, вынести на общественный суд. Так проучим, чтобы и другим неповадно было. Поверьте: сразу шелковый станет!

— Выходит, мы выгораживаем преступника?

— Ай, зачем так краски сгущать? Давайте, Баеке, попробуем. Такие меры законом не противопоказаны.

— Так-то оно так… Но…

— Никаких "но", Баеке! — решительно отрезал заместитель. Он чувствовал, что ревизор колеблется, поэтому решил не мешкать. — Так и сделаем, Баеке. Договорились? Нам еще не раз придется встречаться по работе, а взаимопонимание — великая вещь…

Почтительные слова высокого начальника и в самом деле смягчили душу ревизора. Ничего не скажешь: наловчился с людьми разговаривать, любого облапошит. Шеф скорее на пенсию сплавить норовил, а этот об этом ни гу-гу…

— Ну, посмотрим, — невольно вырвалось у Каугабаева. Но едва он это сказал, как его начали терзать противоречивые чувства. "Дур-рак! — отругал он себя. — Мямля! Раз "посмотрим", выходит, я с ним согласился. Тьфу!"

Жил Баймен на краю поселка. Улочки здесь были узкие, кривые, неасфальтированные. Белесый пухляк клубился из-под тупоносых ботинок. Прямо в лицо дул раскаленный ветер. То здесь, то там торчали чахлые деревца, и потому здесь с самой середины лета вольно гулял-пошаливал суховей, завывая на все лады. Погода, кажется, с каждым годом становится все капризней: то месяцами свищет пыльная буря, то все вокруг замирает в Нестерпимой духоте.