Южный крест

Южным флангом своего фронта, от Воронежа до Черного моря, германские войска в составе четырех общевойсковых и двух танковых армий, усиленных армейским танковым корпусом, продвигались вперед. Четвертого июля сороковой танковый корпус шестой полевой армии вышел к Дону и стремительно двинулся вдоль реки на юго-восток, стремясь отрезать советским частям путь к отступлению.

Оперативные сводки главного командования сухопутных сил захлебывались от восторга, в Берлине считали, что русским нанесен сокрушительный удар.

В шестой армии ходом наступления был недоволен только ее командующий. Человек аналитического ума и строгого, почти математического, расчета, он не доверял ни своим, ни чужим эмоциям. Он видел, что после Оскола пленных почти нет, убитых мало, трофейного тяжелого оружия тоже почти нет… Главная задача — уничтожить русские армии — остается невыполненной, для восторгов нет ни малейших оснований. Захват территории? Это не должно особенно радовать, если русская армия сохраняет свою боеспособность. Преследование политико-экономических целей в войне не может привести к победному концу.

— У меня такое впечатление, — говорил Паулюс своему адъютанту, — что нашей армии противостоит хорошо вооруженный арьергард. Главные силы русских пока не вступают в действие. Это меня тревожит.

Нет, шестой армии противостоял не арьергард. Но главные наши силы действительно не вступили в бой…

В конце июля немецкие дивизии прорвались в большую излучину Дона, достигли станиц Сиротинской и Трехостровской.

Теперь у всех было на устах одно слово — Сталинград.

ГЛАВА 11

— Я плохо понимаю, о чем думает верховное командование, — сказал Паулюс. — Могу только предположить, что политическое руководство склонно считать военные цели весьма второстепенными. Налицо та самая ситуация, когда несведущие люди диктуют генералам.

Начальник штаба чуть заметно склонил голову. Было непонятно — то ли соглашается, то ли намерен возразить…

Командующий шестой немецкой армией имел все основания возмутиться: одиннадцатого июля сороковой танковый корпус, главная ударная сила армии, был передан четвертой танковой армии, которая в свою очередь получила приказ повернуть от Чира на юг, чтобы преградить путь советским войскам, отступающим перед фронтом семнадцатой и первой танковой армий.

С позиции стратегии всей войны это можно было легко обосновать и оправдать. Паулюс отлично понимал необходимость такой меры. Но из этого следовало, что первоначальный план, по которому Сталинград должны были взять шестая полевая и четвертая танковая армии, ломался. Если не овладеть Сталинградом, армия, устремившаяся на Кавказ, не будет обеспечена с левого фланга, над ней нависнет красный топор. Поход на Кавказ станет крайне рискованным. А чтобы обеспечить успех под Сталинградом, необходимо удвоить силы… Но как же тогда идти на Ростов и на Кавказ?..

Паулюс запутался. Может, потому, что впервые перед ним стояла очень серьезная задача. Ее надо было решить не на бумаге — на поле боя.

Сомнение коснулось Паулюса давно, а питаться иллюзиями можно до срока…

Ему вдруг показалось, что этот срок подступил.

* * *

Сталинградский фронт протянулся от Павловска до Верхнекурмоярской более чем на пятьсот километров. На правом берегу Дона оставался плацдарм от Клетской до Суровикино. Его удерживали ослабленные дивизии генерала Жердина. Он ждал — немцы ударят под основание, вдоль Дона, чтоб отрезать и уничтожить. Оказывается, они вернули четвертую танковую армию с Ростовского направления, двинули на Сталинград с юга, и Паулюс, несомненно, поторопится ликвидировать плацдарм, чтобы открыть себе дорогу для прямого выхода на Волгу.

Сегодня иль завтра…

Конечно, армию надо отвести на левый берег. Стратегически — необходимо. Но штаб фронта не согласился. Не мотивируя ничем, начальник штаба сказал, что плацдарм надо удерживать…

Утром шестого августа генерал Жердин прилетел в Сталинград, коротко обрисовал обстановку, высказал свое мнение…

Командующий фронтом наклонил голову:

— Так. Но приказываю стоять. Левый берег укреплен слабо, резервные части подходят без тяжелого оружия… Нам нужно выиграть еще несколько дней. Если начнете отводить армию, противник может форсировать Дон с ходу, так сказать, на плечах… Поэтому — стоять. Трое суток — безусловно, — и уже когда прощались, когда подал руку, прибавил: — Оборонять Сталинград без вашей армии не мыслю. Имейте в виду. А что будет тяжело — знаю.

От машины Жердин отказался, до обкома партии решил доехать трамваем — полтора часа свободного времени. Учебно-спортивный самолет отвезет его назад, на плацдарм.

Проезжая мимо Мамаева кургана, впервые — хоть бывал в Сталинграде много раз и видел этот бугор не однажды — только теперь подумал: почему он называется Мамаевым? И еще подумал — как важно удержать этот курган.

Словно предрекал…

На минуту забыв обо всем, ощутил тонкий запах женских духов… Сделалось беспокойно. И в то же время радостно. Тут же испугался, что вот сейчас, на остановке, все пропадет и он уж никогда больше не почувствует, не услышит…