Южный Крест

Велик океан. Есть в нем нехоженые еще курсы. Голубая тропинка лежит на карте между параллелями 15 и 16 градусов южной широты. Нехоженая тропинка. И по ней, взрывая волну, неся все паруса, с большой для тяжелого парусника скоростью в двести двадцать ежесуточных миль летит охтенский шлюп. Гудят под ветром ванты, снасти поскрипывают в блоках.

Снова часовой на салинге. Первому, завидевшему берег, обещана награда.

Медленно плывут облака.

— Твой черед вбегать? — спрашивает унтер матроса Ивана Палкина, одного из лучших марсовых.

— Точно так, — весело отвечает Иван и, поплевывая на широкие ладони, подходит к фок-вантам.

— Этот востроглазый, — завистливо замечает кто-то из матросов. — Обязательно приметит.

Палкин взбирается по вантам, ловко, чуть вывернув, ставит ноги на пеньковые выбленки.

— Эй, Ванюша, — кличат на палубе. — Деньгу получишь — угостишь?

— За мной не пропадет, — все также весело отвечает Палкин.

Он почти уже у половины вант. Далеко внизу раскатывается океанская ширь, свищет ветер, мерно ходит из стороны в сторону высокая мачта. Ивану хорошо. Он думает о чем-то незначащем.

Последнее, что он слышит — это резкий, мгновенно усилившийся, надавивший на уши ветровой посвист и исступленный крик на палубе. Потом страшный удар о волны, как о гранит. И… все.

Сорвавшись с вант — голова что ль на миг закружилась? — матрос Иван Палкин упал в море и, потеряв сознание, в ту же секунду утонул.

Моряки сняли шапки.

— Упокой, господи, душу раба твоего, — шепчет монах.

Все крестятся. «Красно море с берегу», — бормочет Петр Прижимов.

А шлюп летит по синеве, безмятежной и мирной. И даже кругов нет в том месте, где ушел в пучину рядовой 18-го флотского экипажа Палкин Иван.

Не ему довелось увидеть берег, получить награду и угостить товарищей. Другим выпала эта удача.

Во второй день марта открыт был пальмовый остров, вытянутый на четыре мили. Островок с лагуной, с огнями костров, с парусом рыбака в бухте. Нет этого островка ни в атласе Крузенштерна, ни в картографических изданиях известного лондонского географа Арроусмита. И островок — он один из восточных в архипелаге Паумоту — впервые изображает на толстой бумаге капитан-лейтенант Коцебу.

Поставив все паруса, шлюп ложится курсом на вест. Белые крылья проносят корабль мимо острова Аракчеева (Ангато) и Волконского (Такуме), открытых за четыре года до появления моряков Коцебу моряками Беллинсгаузена…

Теперь уж не добрый ветер, а ленивый и переменчивый движет «Предприятие». И в этом медленном, будто нарочито медленном движении возникает перед взором остров Румянцева. Коцебу взглядывает на Эшшольца, и оба понимающе улыбаются. Позади капитана и доктора появляется рослая фигура Петра Прижимова. Руки у него перепачканы суриком, к рубахе прилепилась не то пакля, не то волокна пеньки: он возился в своем шкиперском заведовании, когда услышал об острове Румянцева.

Маленький островок вызывает у всех троих мысль о славном «Рюрике», и они благодарны ленивому ветру — можно полюбоваться землицей, найденной ими восемь лет назад. Впрочем, Коцебу предоставляет это удовольствие доктору и Прижимову. У капитана есть другие заботы.

Во второй раз Отто Евстафьевич был командиром кругосветного корабля. И вторично с ним не было штурмана, а были малоопытные штурманские ученики. Отнюдь не случайно: он сам был отменным навигатором. Больше того, он был учителем своих юных помощников, воспитателем будущих штурманов. Как ни странно, не всем тогдашним капитанам это было присуще.

Спустя более тридцати лет после того, как Коцебу закончил не только все свои плавания, но и навсегда ушел в ту мрачную темную бухту, откуда не возвращаются, о нем любовно вспоминали в штурманской среде. Один из старых офицеров корпуса флотских штурманов писал, что во времена его молодости «капитаны, которые не нуждались в штурманах, и если уж нуждались, то не более как в своих помощниках» были блестящими исключениями из правила. И далее он свидетельствовал: «Но мы знаем даже и такие примеры в этом роде, где один и тот же капитан (Коцебу), два раза ходивший, как тогда говорили, вокруг света, оба раза брал себе только трех молодых штурманских помощников, по нынешнему кондукторов. А потом и один из этих помощников, впоследствии сам ходивший кругом света командиром (Хромченко), также, — по примеру бывшего своего капитана, брал с собою в поход также только кондукторов. В таких случаях командиры, без всякого сомнения, вполне сами были руководителями плавания. Пожелаем, чтобы все командиры были бы подобны Коцебу и Хромченке»…

Штурманскими занятиями и было заполнено время Отто Евстафьевича, когда «Предприятие» рассекало волны тропических широт. Он считал своим долгом тщательно определять координаты не только вновь открытых островов, но и нанесенных на карты его предшественниками. Чем больше накапливалось таких «показаний», тем точнее были лоции. А это, разумеется, имело первостепенное значение для мореходов.

* * *

Три капитана три года кряду подходили к острову. И все трое называли его по-разному.