Южный Крест

«Можно ли оспаривать, — размышляет Отто Евстафьевич, — животворный свет учения христова? Нет, нельзя. Но там, где к дикарям является цивилизация в рясе и с крестом, — религия ширма. Да, ширма, прикрывающая грубый захват, разорение».

Капитан встает с дивана, ставит том Форстера на полку и придвигает кресло к столу. Повернув ключ в ящике — замок с секретом тоненько звякает, — он достает путевой журнал.

Склонив светловолосую голову, моряк записывает то, что вы не найдете ни в книгах европейских миссионеров, ни в отчете об острове Таити у Беллинсгаузена, пишет то, что впоследствии при опубликовании вызовет «праведный» гнев английского и американского духовенства и неудовольствие даже такого великого ученого, как Чарльз Дарвин.

«Многие из островитян, — пишет капитан-лейтенант Отто Коцебу, — умеют читать библию и несколько писать, все они должны три раза в день ходить в церковь и вообще большую часть времени проводить в молитвах; по воскресным дням никто не смеет работать, и даже не варят себе пищи, а проводят целые сутки с библией в руках. Всякое веселье посчитается за великий грех, хотя бы оно было и самое невинное. Островитяне, не имея настоящего понятия о религии и не понимая, что из них хотят сделать, слепо следуют своим проповедникам; от беспрестанного занятия их толкованием веры происходит то, что поля их остаются в запустении, и путешественник уже не найдет здесь того изобилия, о котором говорит нам Форстер. Во времена Кука считалось жителей на Отагейти до 80 тысяч, теперь же их находится только 8 тысяч. Отчего произошла сия ужасная разность? Где на островах Южного моря поселится европеец, там опустошительная смерть, сопутствуя ему, истребляет целые племена, ибо сии переселенцы редко бывают достойны носить название своего отечества».

В нравственных качествах европейцев-колонизаторов усматривал капитан Коцебу беду островитян Южного моря. Суть, конечно, крылась глубже…

* * *

Господа миссионеры еще не добрались до этих небольших островков с кокосовыми пальмами и тихими лагунами. О, несчастные дикари! Здесь они не ведают ни о колонистах, ни о проповедях.

Но белых людей они знают: не тускнеет память об «эллип-оа», большой лодке, а в песнях-сказаниях слышатся имена Тотабу, Тимаро, Тамиссо… Много-много лун народилось и умерло с того дня, как они скрылись за горизонтом. И с той поры ни одна большая лодка белых людей не показывалась у островной группы Радак…

В апреле, предвкушая радость встречи, капитан Коцебу приближался к островам Радак. Семь лет назад открыли их «Рюриковичи». Впрочем, не из желания повидать друзей-островитян капитан-лейтенант вел шлюп к их коралловой родине. Он хотел, чтобы ученые сделали на тех островах серию наблюдений.

Как и семь лет назад, так и теперь Коцебу приходится то терпеливо пережидать штили, то сносить ярость шквалов, мокнуть под ливнями, обливаться потом от влажного жара, принесенного дыханием экватора…

Подождав окончания утренней приборки, Петр Прижимов поднялся на верхнюю палубу. Он с удовольствием оглядел чистый, еще сырой, слегка паривший деревянный палубный настил, исправно поставленные паруса. Прижимов, как и все старые, много плававшие матросы, особенно любил эти утренние часы в тропиках. Солнце покамест терпимое, корабль прибран, все в строгом, но не застылом, а живом, деятельном порядке, лица у служителей бодрые, веселые. Шлюп, люди, океан — все радует сердце. Плыть бы да плыть в эдаком просторе!

Выбритый, свежий, пружинистой походкой проходит на шканцы капитан. «Наш-то, — думает Прижимов. — Совсем иная стать! Не как в Ревеле…»

Голос с «поднебесья» заставил Петра вздрогнуть: часовой на салинге возвестил берег. Сощурившись, Петр долго вглядывался в даль, но то, что хорошо видел парень на мачте, никак не вырисовывалось перед шкипером.

А на корабле уже началась радостная, сбившая походный ритм суета. Подвахтенные, разбуженные товарищами, выскакивали из коек, торопливо натягивали рубахи, повязывали форменные черные галстуки, и, шлепая босыми ногами, бежали по трапу на верх. Офицеры, завтракавшие в кают-компании, сдернув салфетки и с грохотом отодвинув стулья, тоже выбежали на палубу. Штурманские помощники, захватив футляры с секстанами, скорым, но осторожным шагом, точно крадучись, друг за дружкой устремились к капитану.

В полдень островки можно уже было видеть невооруженным глазом. То были восточные островки цепи Радак. Корабль медленно огибал их с юга.

29 апреля 1824 года шлюп капитан-лейтенанта Коцебу встал на якорь у острова Отдии, точно на том месте, где некогда стоял бриг лейтенанта Коцебу.

Но — странное дело — ни одна лодка не плыла к кораблю. Если бы Коцебу, сделавшись невидимкой, побывал в тот миг на острове, он бы узнал, что огромная эллип-оа», непохожая на «Рюрик», вызвала у туземцев ужас.

Подождав немного, Коцебу сказал вахтенному офицеру Римскому-Корсакову:

— Что ж, они не идут к нам, так мы пойдем к ним. Велите, Николай Петрович, изготовить шлюпку с четырьмя гребцами.

— Осмелюсь, ваше высокоблагородие… — послышалось сзади.

Офицеры обернулись.