Служебный шкафчик этот, предназначенный для хранения капитанских бумаг, оказался господином богатым: бумаг в нем не было, зато хранилось другое — очень приличный набор виски, целых шесть бутылок.
Капитан пощелкал пальцами, соображая, какую же бутылку осчастливить, выбрал одну (хорошую, как разумел Геннадий, сам в прошлом занимавшийся подобным коллекционированием), "Чивас Ригал", стукнул по ней ногтем.
— Ну что, привлечем эту даму к ответственности?
— Это не дама, а скорее джентльмен, мужик.
Голову бутылке капитан свернул в одно мгновение, он даже пальцем не дотронулся до бутылочного горла, просто дунул на него, и все, — пробка слетела сама по себе, словно бы ей не было, за что держаться, — с дождевым жестяным стуком шлепнулась на стол.
— Раз бутылку виски "Чивас Регал" Геннадий Александрович считает джентльменом, значит, так оно и есть. — Капитан плеснул в стакан немного напитка (впрочем, уровень у этого "немного" был прежний, много лет назад определенный человеком, с которым бутылка сейчас имела дело, он даже на десятую долю миллиметра не поднимал и не опускал уровень, саму риску), добавил льда.
Геннадий отметил, что деловой шкафчик в капитанской каюте непростой и вряд ли он вообще годится для протоколов швартовок и прогнозов погоды; шкафчик был довольно ладно, с мастерством и изяществом изготовлен, имел компактную, размером с настольные часы холодильную установку, а если в нем покопаться немного, то, наверное, можно будет обнаружить и небольшой холодильничек.
— У меня сегодня в школу два внука побегут, — неожиданно сообщил капитан, — один во второй класс, а другой… — он наморщился, собрав на лбу несколько вертикальных морщин, сгреб их в одну кучку, как лапшу, — другой тоже во второй, — наконец произнес он.
— Вместе, что ли?
— Никак нет. Один во Владивостоке, другой в Уссурийске. В Уссурийске у меня дочь живет — вышла замуж и отбилась от дома, оказалась на стороне, а сын — во Владивостоке.
Приподнявшись на мягком, обитом натуральной кожей стуле, хозяин каюты заглянул в иллюминатор, знающе прищурил один глаз.
— Та-ак, мы находимся в точке "Кю"… Это — сто шестьдесят градусов долготы и пятнадцать градусов широты…
Геннадий не поверил ему: не может быть, чтобы вот так, на глазок, с помощью мутного зрачка и пахнущего туалетным мылом пальца можно было определить, где давит океанскую воду своим днищем огромный рефрижератор…
Но внутреннее сомнение на лицо Москалева не перекочевало, раз хозяин каюты, взглянув на лицо гостя, ничего не сказал. Если бы возникла хотя бы крохотная морщинка сомнения, складка, скобка в уголке рта, он это бы засек и сообщил бы Геннадию, не смолчал, но капитан ничего не сказал, потянулся к широкому стакану, в котором плескался золотистый, словно бы разбавленный солнцем напиток.
— За наших детей, внуков, за тех, кто будет продолжать дела наши и род, — торжественно провозгласил капитан и медленными вкусными глотками осушил стакан…
Вышел Москалев от капитана через тридцать минут. Первым делом забежал в рубку к дежурному штурману.
— Скажи, где мы находились полчаса назад?
Штурман, молодой мужик, лишь недавно окончивший мореходное училище, белобрысый, с розовой кожей и светлыми, будто бы выцветшими ресницами, неохотно выплыл из раздумья, в котором находился.
— Чего-чего? — Он потряс головой, словно бы не понимал, что от него хочет Москалев.
— Сообщи координаты, где мы находились полчаса назад.
Штурман осоловело глянул на транспортир, поднял со стола линейку, словно бы хотел откусить у нее кусок либо кого-то обнаружить под ней — таракана, сбежавшего с камбуза, или муху, нечаянно очутившуюся на корабле, — перелетела с земли, когда они, прикрываясь берегом, пережидали шторм у какого-нибудь острова и теперь искала его: где родная земля? — поднял глаза и недоуменно переспросил:
— Чего-чего?
Геннадий снова повторил вопрос.
На этот раз до штурмана что-то дошло, он опять поднял линейку и сообщил:
— Широта по северу пятнадцать градусов, меридиан — сто шестьдесят.
Ну, по долготе сто шестьдесят градусов, протянувшейся по всему глобусу сверху вниз вплоть до самой репки, они могут разгребать носом воду и шлепать аж до Антарктиды, которая им и на фиг не нужна, а вот широта…
Цирк какой-то, сценическая площадка, манеж с попугаями и дрессированными котами. Штурман протер глаза, от жары потерявшими свой цвет и сделавшимися оловянными, помял пальцами виски:
— А зачем понадобились координаты, товарищ капитан?
— Да думаю со своим экипажем бражку в бочонке поставить и прикидываю: успеет она до прихода в порт Сан-Антонио созреть или нет?
Глаза у дежурного штурмана от таких речей пассажира с капитанскими полномочиями вообще скатились на кончик носа и застыли там. Прочно застыли, приклеились, можно сказать, — хоть ложкой с носа соскребай.