Южный Крест

Бегая по своему пустому дому, стараясь справиться с неостановимой болью, Илья постепенно стал утрачивать свое новое, волшебное состояние: ему не хватало благотворной подпитки. Ведь известно, как нечасто, трудно родятся возвышенные чувства, уступая место другим, более каждодневным, более общепонятным, особенно если ничто не вливает в тебя дополнительные силы быть иным, быть больше, чем ты был всегда. Тогда ты остаешься один на один со своей высокой заявкой, уже понимая, что осуществление ее дело только твоих внутренних усилий, невидимых, ненужных ровным счетом никому и неизвестно, свойственных ли тебе. Иногда в такой момент бывает трудно отказаться от вполне законного раздражения.

Для Ильи это было тем более естественно, поскольку в своей неожиданной и трудной перемене он все острее стал замечать невыносимую свою оторванность в этой стране от того, что он знал и любил, от того, что мириадами неуловимых черт пронизывало, наполняло и составляло когда-то жизнь. Его гордость, его независимость надломились: с изумлением и даже страхом он ощутил себя по- настоящему одиноким. Среди австралов, где он не мог найти ни эрудиции по своему вкусу, ни психологического сближения, на работе, где он не уважал коллег за их невежество и отсутствие самозабвенного увлечения наукой, в русской компании, где он привык насмехаться над скудоумием знакомых, которые, живя здесь, быстро и неумолимо "отставали". Может и был один человек, от которого можно было услышать самостоятельные слова - это Вадим, но, черт побери! это был совсем не тот человек, с которым Илья хотел бы искать сближения!

Светка, она - яркая, близкая и - какая бы ни была, но насквозь своя, русская - она, она была последней близостью, последним пристанищем в этой сумасшедшей пустоте. Он понял ее, как шанс, как последнее спасение. И так решив свою жизнь в момент, когда он оказался один на один с отсутствием будущего, в вакууме, который стал слишком велик для него одного, теперь он страстно и нетерпеливо ждал ее прихода.

Сейчас, в одуряющей слабости перед ней, он услышал вещи невозможные, слова, которые люди наверняка говорили о нем, но которые он не желал ни понимать, ни знать, ни даже единожды преклонить к ним ухо, - потому они ударили его ослепительной молнией, оказавшись несправедливейшей и чудовищной новостью. Она, она презирает!

Сердце его сотряслось, и вся новосотворенная вялость отступила. И, освободившись, душа его тотчас вернулась к своим истокам, к своему обычному, понятному состоянию. Медленно и точно лицо его потемнело от страсти: все немедленно должно стать так, как хочет он! Окатив его стремительной волной, она невидимыми, волшебными мазками тяжело изуродовала его красивое лицо. Он молчал, трепеща и сдерживаясь из последних сил. Свысока, но остро, даже болезненно разглядывал лица женщин, не ставя ни во что их мнение, но, как настоящий деспот, прищемленный в чем-то, нетерпеливо старался любой ценой вернуть свое безусловно особенное положение среди людей.

Света, с насмешкой улавливая эту игру на его лице, приостановилась и проговорила замедленно:

- Что, красавчик, тебе неприятно? Как же мы тебя недооценили... - она впилась глазами в его мрачное лицо и заговорила, с наслаждением подыскивая слова, но волнение мешало ей это сделать: - А! с тобой нельзя так разговаривать...

- Не сметь... - произнес Илья в беспамятстве, а в голове черт знает отчего крутилось: не соизмеримы твои достоинства даже с похвалами возносящих.

- ...Я и говорю - с другими-то можно, а с тобой нельзя. Особенно при свидетелях. У нас самолюбие ого-го! нас ценить надо, ласкать самолюбие наше! Все могут в дерьме оказаться, да ты не таковский. Ты не все, другим не чета! "Охлажденный скептик и романтик одновременно"! Какой он исключительный! А уж талантлив! Куда нам, черной кости, с тобой образованным тягаться, да еще кровей каких древних. Разойдись - он идет! - она метнула на него тяжелый взгляд. - Еще мы чувствуем себя, - она вспомнила, - "чуждым обществу". Верно! Людей ты презираешь! Да ведь ты без них дня не утерпишь: только бы вокруг егозили, в рот заглядывали. Без похвалы, поди, и заболеть можешь, ха-ха-ха!

"Вот тебе и Светка!.." - ахнула Ирка.

- Кто твоими красотами восхищаться станет? Только женщины! Мужики, тебя разглядев, плюнут и уйдут, а с женщинами есть чем заняться. Ты их можешь задурить и, на их слабость надеясь, свое величие показать! - она рассмеялась, и неожиданно свободно и сильно прозвучал ее смех. - Как ты пыжишься перед нами, дурами жалкими, бедняга! Лезешь высоко, а оборвешься оттуда с треском, на потеху! Ты на себя любуешься, чванишься, а все напрасно: того не видишь, что никогда тебе вверх не подпрыгнуть, чтоб ты, парень, знал! - прибавила она со злобным юмором.