Южный Урал, № 11

Ч е л н о к о в. Ничего не понимаю. Вчера вы были так любезны с Гансом Францевичем, с увлечением танцевали с ним. Я считал, что вы в согласии.

Ж е н я. Тетю сердить не хочется, Михаил Никитич. От попреков тошно…

Ч е л н о к о в. Но как же можно так… Евгения Николаевна, разрешите мне принять участие в вашей судьбе.

Ж е н я. Нет, нет! Что вы, Михаил Никитич! Вы знаете, что тетя к вам не благоволит, хуже еще будет.

Ч е л н о к о в. Как же, как же… Великолепно понимаю, что в ее понятии я мятежник, бунтарь и едва ли не разбойник с большой дороги. Так ведь?

Ж е н я. Угадали. Вы, Михаил Никитич, какой-то особенный человек, высланы от семьи, в немилости у государя и не огорчаетесь. А я боюсь возразить даже тете.

Ч е л н о к о в. Напрасно. А я могу вам в этом помочь.

Ж е н я. Вы лучше помогите мне в другом.

Ч е л н о к о в. В чем же?

Ж е н я. Не отправляйте Павла Петровича на Артинский завод. Пусть он живет в Златоусте.

Ч е л н о к о в. А кто его туда отправляет?

Ж е н я. Главный начальник горных заводов Уральского хребта. Вчера дядя такое письмо получил.

Ч е л н о к о в. Чорт знает, что, безумие какое-то! Не спросив меня…

Ж е н я. Я подозреваю, что это сделано по просьбе тети. Она в большой дружбе с вашим начальником.

Ч е л н о к о в. Вот даже как!

Ж е н я. Но дело будет хуже, если Павел Петрович вернется без графита. Ганс Францевич убедил дядю, что графита на Урале нет. Они вместе писали письмо господину министру.

Ч е л н о к о в. Ганс Францевич знает Урал от фабрики до своего коттеджа на Большой Немецкой и не более. Прошу прощения, у меня дела… (Выходит.)

Ж е н я. Поделилась с человеком и легче стало на душе. (Играет).

Входит Шмаус.

Ш м а у с Привет, Евгения Николаевна!

Ж е н я. Здравствуйте, Ганс Францевич.

Ш м а у с (присаживается около фортепиано). Я очень люблю музыку.

Ж е н я. Но я плохо играю.

Ш м а у с. О нет! Вы играете и танцуете великолепно. Я умею ценить людей. Я готов доверить вам свое сердце. (Вынимает коробочку с ожерельем.) Примите в честь нашей дружбы.

Ж е н я. Не могу, Ганс Францевич, это такой дорогой подарок.

Ш м а у с. О, о! Вы решили меня обидеть.

Ж е н я. Не будем говорить об этом, Ганс Францевич. Разрешите, я вам что-нибудь сыграю. (С азартом играет).

Шмаус сидит, задумавшись. Из своей комнаты выходит Челноков.

Ч е л н о к о в. Здравствуйте, Ганс Францевич.

Ш м а у с. Привет, Михаил Никитович.

Ч и ж о в (входит). Вам, Михаил Никитич, два письма: одно — из столицы, другое — из Сибири.

Ч е л н о к о в. Благодарю. (Берет письма, уходит.)

Ч и ж о в. А сейчас (показывает пакет под сургучом) порадуем Ивана Ивановича столичным письмецом. (Подмигивает Шмаусу и уходит в кабинет Калмыкова.)

Женя продолжает играть. Шмаус поднялся, поцеловал руку у Жени и тоже уходит в кабинет Калмыкова. Со второго этажа спускается Елизавета Федоровна.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Удивляюсь. Одна и так весела.

Ж е н я. Сейчас только здесь был Ганс Францевич.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а (в сторону, крестясь). Слава богу. Наконец-то, кажется, образумилась. (Жене.) А я думала, ты с этим ветрогоном резвишься здесь.

Ж е н я. Ну, что вы, тетенька: вначале Павлом Петровичем меня попрекали, а сейчас вот — Михаилом Никитичем.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Михаил Никитич — человек странный, а господин Аносов груб и невоспитан.

Ж е н я. Господин Аносов — инженер, тетенька.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Великое дело — инженер! Мало ли их вышло, инженеров, из холопов по слабости покойного государя. Увидишь, как скоро Ганс Францевич свою фабрику откроет. Будешь жить за ним, как у Христа за пазухой.

Ж е н я. У меня к нему сердце не лежит. Не могу я так.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Вздор говоришь, милая. Тетя больше знает, что ты можешь и чего не можешь. Да где ты еще найдешь себе такую партию? Приданого-то за тобой никакого. Думаешь, господин Аносов тебе счастье составит? Он сам гол, как сокол: ни денег, ни звания, ни чина, одна лишь гордость — пустейший человек.

К а л м ы к о в (входит). Нил говорил, что Михаил Никитич здесь.

Ж е н я. Он у себя, читает письма.

К а л м ы к о в. Попроси его, Женя, не отлучаться из дома.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Откуда надобность такая?

К а л м ы к о в. Фантазеры эти меня изведут, наобещали в столицу всякой всячины: и графит, и булат, и чорта с рогами. Не знаю, как и выкрутиться.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Ганса Францевича проси на помощь.

К а л м ы к о в. Он у меня. Но он не знает, чем помочь.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Но как же господин министр мог положиться во всем на бунтаря да на мужика?