Южный Урал, № 11

К а л м ы к о в. Ах, матушка моя, да ведь Челноков — князь; жил в столице, значит, имеет связи. Там даже радуются, что он таким усердием пытается искупить свою вину перед государем. Обещают выхлопотать ему свидание с семьей.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. И пусть бы ехал восвояси.

К а л м ы к о в. Я опасаюсь, как бы он ревизии не потребовал.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Ты, Жан, сам на себя беду кличешь.

К а л м ы к о в. Тебе, Лизанька, надо быть с ним более любезной.

Уходит к себе.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а (подумав). Чего доброго, он может разрушить все наши планы. Любопытно, что там? (Уходит в кабинет Калмыкова.)

Входит Александр.

А л е к с а н д р. Где дядюшка, сестрица?

Ж е н я. Письмо читает из Петербурга.

А л е к с а н д р (заглянув в дверь). Должно быть, интересное. (Уходит в кабинет Калмыкова.)

Входит Аносов.

А н о с о в. Женя, здравствуй!

Ж е н я. Боже мой, Павлуша! (Бежит к нему, Аносов целует ей руки.) А Михаил Никитич говорил, что ты нескоро вернешься.

А н о с о в. Соскучился по тебе, Женя.

Ж е н я. Ты так не мог скучать, как я здесь. Мне о многом хочется поговорить с тобой, Павлуша. Столько новостей! Сегодня вечером обязательно приходи к нам в сад, будем провожать осень.

А н о с о в. Но это будет неприятно Елизавете Федоровне.

Ж е н я. Ну и пусть. Мы с ней, кажется, поссорились.

А н о с о в. А зачем же ссориться?

Ж е н я. Михаил Никитич меня этому научил.

А н о с о в (смеется). Он тебя и драться научит.

Ж е н я. Он обещал мне свою помощь. Мне стало так легко. (Берет Аносова и кружится с ним.) Совсем легко.

Входит Елизавета Федоровна. Женя отступила от Аносова.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. И Павел Петрович у нас! Здравствуйте. (Аносов кланяется. Елизавета Федоровна поднялась на ступеньки лестницы.) Женя, распорядись об обеде. Ганс Францевич будет у нас.

Женя уходит на второй этаж. Входит Шмаус.

Ш м а у с. Павел Петрович, привет!

А н о с о в. Здравствуйте, Ганс Францевич.

Ш м а у с. У меня с вами есть деловой разговор. Вы слишком смело рассчитали печь для тиглей. Так не нужно, может быть авария. Это риск.

А н о с о в. Удобней поговорить об этом завтра, Ганс Францевич.

Е л и з а в е т а  Ф е д о р о в н а. Ганс Францевич, я вас жду.

Ш м а у с. О да, пардон. (Берет Елизавету Федоровну под руку и уходит на второй этаж.)

От себя выходит Челноков, из кабинета — Чижов.

Ч и ж о в. Здравствуйте, Павел Петрович. Вам письмо.

А л е к с а н д р. Здравствуйте, Павел Петрович.

А н о с о в. Здравствуйте. Михаил Никитич.

Из кабинета выходят Калмыков и Александр.

К а л м ы к о в. Здравствуйте. Садитесь. (Все здороваются, кроме Калмыкова садятся.) Господин министр требует сталь. Вот письмо. (Передает Челнокову.)

А н о с о в. Мы ее ведь получаем в моей мастерской.

К а л м ы к о в. Забавы ради.

Ч е л н о к о в (передает письмо Аносову). Придется, Иван Иванович, расширять мастерскую Павла Петровича. Проект уже составлен.

К а л м ы к о в. Безумный проект — на двадцать четыре тигельных горшка печь! Его Ганс Францевич забраковал.

А н о с о в. Напрасно, Иван Иванович. Я обдумал все до мелочей.

К а л м ы к о в. Обдумал! В мыслях можно и королем себя представить.

А л е к с а н д р. Пожалуй, совет Ганса Францевича нас выручит: строить большую мастерскую на Артинском заводе.

К а л м ы к о в. Только там.

А н о с о в. Мне все равно где.

Ч е л н о к о в. Не могу согласиться, господа. Зачем отрывать изготовление стали от сырья?

К а л м ы к о в. Место я выберу. И срок назначу, сударь. Довольно с меня фантазий. Из Германии везут тигли, из Англии — графит, считают, что у нас успех, а у нас не только мастерской, кладовой хорошей нет.

А н о с о в. Я уверен, что мы скоро обойдемся без немецких тиглей и английского графита. Сейчас я постараюсь убедить вас. (Быстро выходит.)

К а л м ы к о в. Еще какая-то чертовщина! Вы, князь, хоть не верьте ему на слово.

Ч е л н о к о в. Но господин Аносов всегда был верен своему слову.

К а л м ы к о в. Мне дело нужно, а фантазии его пусть при нем остаются. Да-с. (Уходит на второй этаж.)

А л е к с а н д р. Дядя вам не показал второго письма. Господин министр разрешил взять золото и платину с приисков и поручил повторить опыты Фарадея — отлить платинистый булат.

Ч е л н о к о в. Ах вот что! У господина Шмауса нюх хороший.