Ива Мосс и украденный вторник

Изнутри вся постройка пропахла сыростью и забвением. Становилось всё темнее, но Ива ещё могла различить приметы старого семейного дома. Дряхлый диван горчичного цвета с поломанной ножкой теперь служил птичьим гнездом. По стенам были развешаны портреты маленьких старушек и старичков (у всех были белые волосы) и улыбающегося мальчика, держащего в руках какое-то растение. Ива остановилась, чтобы разглядеть его получше. Вот странно, подумала она: у растения были забавные моргающие глазки. Интересно, не про него ли говорила Морег? Ива прошла по коридору, переступая через раскиданные повсюду черепки, задевая пыльные шторы и разваливающуюся мебель. Кто бы здесь ни жил, дом был покинут много лет назад…

Она заглянула в спальню, которая, видимо, принадлежала родителям парнишки: в ней не было ничего, кроме старой продавленной кровати и пустого шкафа. Выйдя оттуда и войдя в последнюю дверь, Ива остановилась как вкопанная. На секунду ей показалось, что она уже покинула здание и оказалась в саду, но, присмотревшись, девочка сообразила, что это ещё одна спальня, просто вся заставленная большими горшками с необыкновенными растениями, ныне по большей части погибшими. Узоры и ворсинки на побегах поблекли, а непривычно окрашенные листья скукожились. Одна стена была снизу доверху заклеена изображениями и набросками всевозможных растений. Куда бы Ива ни ступила, под ногами хрустели засохшие листья, перья и цветы, а в углу среди этого всего стояла деревянная кровать – единственное свидетельство, что это и впрямь была спальня.

Девочка подошла поближе к стене с рисунками. На них были изображены необычные цветы и растения всевозможных оттенков, форм и размеров, а по полям бежали небрежные рукописные заметки. К примеру, подпись под мохнатым жёлтым растением с кустистыми бровями, нависающими над чудными кошачьими глазами, гласила: «Любит тень. Питается старыми пауками». Там были синие и золотистые цветы, которые, если верить пометкам, пели колыбельные, помогающие детям уснуть. Другие казались полупрозрачными, словно их окунули в акварельные краски. И на каждом рисунке внизу была надпись, сообщающая, откуда это растение.

Это же коллекция, догадалась Ива. Тот, кто всё это нарисовал, собирал самые необыкновенные, а может, и волшебные растения.

Самый большой рисунок располагался в центре стены: грандиозное бледно-голубое дерево с разноцветными соцветиями на каждой ветке.

Ей снова было девять, и она пряталась на чердаке, икая из-за непрерывных обиженных всхлипов: мама сказала, что она не может поехать с сёстрами на Счастливую странствующую ярмарку.

– Она не любит меня так, как любит их, вот в чём дело, – говорила девочка бабушке Флосси, поднявшейся за ней по лестнице и усевшейся рядом на лавку.

– Чепуха, – отрезала бабушка. – Она тебя очень любит.

– Почему тогда мне нельзя поехать?

– Да потому что ты ещё слишком мала, дитятко. Эти ярмарки вовсе не то, что ты там себе надумала, а иные – так прям злачные местечки. Жуткие, уж поверь. Не место там для ребёнка.

– Джунипер ездила в моём возрасте.

– Джунипер другая: она-то себя в обиду не даст.

И то правда. Она ж могла взорвать что угодно. Не то что Ива.

– Это из-за того, что у меня нет такой силы, как у неё. Меня стесняются…

– Да нет, не думаю, чтоб в этом было дело. Думаю, мама просто опасается, что если тебя здесь не будет, то я опять весь дом порушу.

Ива фыркнула, но губы сами сложились в робкую улыбку. Вот оно. Хотя по правде – это был не весь дом, а только изрядная часть крыши. И гостевая комната. Ну и ещё тот раз, когда в теплице повылетали все стёкла.

– Вот что я тебе скажу: давай-ка я приготовлю нам с тобой что-нибудь особенное? Что-то эдакое, чего ни на какой ярмарке не сыщешь.

Ива шмыгнула носом: